Хербьерг Вассму - Книга Дины

— И потому ты не хочешь идти на Лофотены?

— Не гожусь я для этого.

— Кто тебе сказал?

— Сам знаю.

— Ты еще долго собираешься сердиться на меня из-за Бергена?

— Я не сержусь. Но я не хочу, чтобы ты отсылала меня прочь, будто я тебе здесь мешаю! — еле слышно проговорил он.

Наморщив лоб, Дина покинула конюшню.

Андерс ушел на Лофотены, и Дина не находила себе места. Она беспокойно ходила по своему дому, ей было не с кем выпить вина и выкурить сигару.

Она вставала на рассвете и принималась за работу. Или же устраивалась возле лампы и читала Книгу Ертрюд. Читала торопливо, как осенью гонят с гор овец или как путник карабкается по крутому склону, чтобы сократить путь.

Ертрюд приходила редко. А если и приходила, то всегда ее сопровождал крик. В спальне гулял сквозняк. Занавески взлетали от ветра, стекла звенели. Дина одевалась и шла в пакгауз Андреаса, чтобы утешить и получить утешение. Она брала с собой маленькую перламутровую раковинку. Медленно крутила ее в пальцах и направляла фонарь на восточный угол, умоляя Ертрюд выйти к ней. Из-под потолка свисал невод для сельди. Неподвижный, как тяжелые мысли. Волны громко плескались под самыми половицами.

Иногда она сидела на стеклянной веранде и пила вино. Было полнолуние. Дина с трудом держалась на ногах.

Когда дни посветлели, приехал Юхан. Сказал, что предпочитает жить в Рейнснесе и учить детей, чем замерзнуть насмерть среди чужих и не верующих в Бога людей. У него дрожали губы, и он следил глазами за Диной.

Матушка Карен испугалась: как это он ни с того ни с сего отказался служить Богу?

Юхан считал, что у него есть уважительная причина. Он болен. Уже несколько месяцев он кашляет и не может жить в холодном пасторском доме. Там только одна исправная печь. Неужели он должен сидеть на кухне вместе со служанкой и писать там свои проповеди и служебные письма?

Матушка Карен поняла его. Она написала письмо епископу, и Юхан подписал его.

Вениамин отдалился от взрослых. Он всегда был мрачный. Его напускная угрюмая многоопытность очень раздражала Юхана. Но когда Вениамин хотел, он учился легко и охотно. Он делил свою любовь между тремя женщинами — Стине, Олине и Ханной. Этих представительниц трех поколений он использовал для разных целей.

Однажды Стине застала Вениамина, когда он пыхтя знакомился с телом Ханны. Ханна с закрытыми глазами лежала на их общей кровати.

Тут же было решено, что отныне Вениамин будет спать в отдельной комнате. Он горько плакал из-за предстоящей разлуки, гораздо горше, чем от стыда.

Стине ничего не стала объяснять ему. Но настояла на своем. Вениамин будет спать отдельно.

Дина, по-видимому, не слышала всего шума, и слово Стине стало законом.

Тем же вечером Дина возвращалась из конторы. В лунном свете она увидела голого Вениамина, который стоял на окне второго этажа.

Окно было открыто, занавески развевались вокруг него, как флаги. Дина поднялась к нему, встала у него за спиной и окликнула по имени. Он не хотел ложиться. Был безутешен. Отказывался с ней разговаривать. И даже не плакал от бешенства, как бывало.

Он оторвал подошвы от своих лучших башмаков, из вязаного покрывала вырезал лепестки и звезды.

— Ты чего так сердишься, Вениамин?

— Я хочу спать с Ханной! Мы всегда спали вместе!

— Но ведь ты плохо поступил с Ханной.

— Как плохо?

— Ты раздел ее.

— Я всегда раздевал ее, когда мы ложились спать! Она еще маленькая!

— Нет, теперь уже большая. — Нет!

— Вениамин, ты уже слишком большой, чтобы спать с Ханной. Мужчины не спят с женщинами.

— Но ведь Юхан спит с тобой! Дина отпрянула.

— Кто тебе это сказал? — хрипло спросила она.

— Я сам видел. Он тоже не любит спать один.

— Не говори глупостей! — строго сказала Дина. Она взяла его за волосы на затылке и стала тянуть, пока он не слез с окна.

— Нет! Я сам видел!

— Замолчи! И сейчас же ложись, а то я тебя выпорю! Вениамин до смерти испугался. Не спуская с нее глаз, он быстро поднял обе руки и прикрыл ими голову, словно боялся, что она его ударит.

Дина отпустила его и вышла из комнаты.

Весь вечер Вениамин неподвижно стоял на окне и смотрел на Дом Дины.

Наконец она снова поднялась к нему. Сняла его, дрожавшего, с окна и уложила в постель. Потом подобрала юбки и спокойно легла рядом с ним. Кровать была достаточно широка для двоих. Маленькому мальчику, который привык спать рядом с теплой Ханной, кровать, конечно, казалась слишком большой и неуютной.

Впервые за много лет Дина видела, как Вениамин заснул. Она погладила его вспотевший лоб, тихонько спустилась вниз и прошла через двор к своему дому.

В ту ночь Дина очень нуждалась в Ертрюд, поэтому она беспокойно кружила по комнатам, пока не увидела в окне серый парус утра.

Крымская война создала благоприятную конъюнктуру для морской торговли и рыболовства. Но привела к разрыву налаженных связей с русскими. В прошлом году Белое море почти все лето находилось в блокаде. И было похоже, что нынешним летом блокада повторится. Русские суда из моря не выпускались.

Осенью шхунам из Тромсё пришлось самим идти за зерном в Архангельск.

В ту осень, когда Дина и Андерс вернулись из Бергена, Андерс собирался на одной из шхун отправиться на восток. Но вместо этого занялся снаряжением на Лофотены и вообще делал то, «для чего был предназначен», как он выражался.

Всю весну Дина следила за газетами и пыталась понять, заставит ли война купцов из Тромсё опять посылать свои шхуны за хлебом. Ей хотелось наладить связи со шкиперами в Тромсё, которые могли бы привозить продовольствие. Но это было так же трудно, как ободрать живого угря.

— Мне надо самой поехать в Тромсё и там договориться! — сказала она однажды, когда они с матушкой Карен и Фомой обсуждали этот вопрос.

И хотя в прошлую осень в приходе многие собрали хлеба сам двадцать — двадцать пять, что считалось неслыханным урожаем, этого было недостаточно.

В Рейнснесе хлеба почти не сеяли. Было лишь одно небольшое поле — матушка Карен считала это необходимым. Фома же говорил, что забот с полем больше, чем пользы. Про себя он каждый год проклинал это поле матушки Карен.

После урожайной осени матушка Карен набралась смелости и стала убеждать всех, что хлеба следует сеять больше. Особенно теперь, когда снова нависла угроза блокады. В тот день она торжественно прочитала Дине и Фоме газетную статью управляющего епархией Моцфельдта, который писал, что благодаря войне народ пробудился и понял: нельзя рассчитывать на хлебные поля за морем, это ненадежно. Он призывал людей напрячь силы и пережить зиму без русской муки. Напоминал о необходимости беречь хлеб, стремиться получить от своей земли хлеба больше, чем они получали раньше, и растить его в поте лица своего.