Мэри Эндрюс - Маленький скандал

Наконец я почувствовала, что с меня хватит. Я подозвала официантку, попросив принести для Сони стакан холодной воды. Она выпила и высморкалась в носовые платки, что я ей подала.

— Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, — прошептала она, вытирая тушь с лица, — но мне действительно очень жаль. Я не имею права просить у тебя, чтобы ты меня простила, и я не буду. Ты знаешь, я рада, что ты пришла сегодня сюда и заставила меня сказать правду. Я слишком долго ее прятала. Ты права. Я так же причастна ко всему случившемуся, как и остальные. Я просто боялась. Я лгала себе, говорила, что раз я христианка, то буду прощена. Но ты не можешь стать прощенной, пока не принесешь все это Богу. Много лет назад я исповедалась в моих грехах. Во всем том ужасном, что я делала. Во всем том плохом, что я принесла своим детям и своим друзьям. Но этого я не говорила на исповеди. Это была моя последняя позорная тайна. И ты заставила меня посмотреть правде в глаза. И ноша упала с плеч. Теперь твой отец может меня привлечь к суду, если захочет. Я встану и скажу правду, и мне все равно, что случится со мной на этой земле. Потому что мой дом не тут.

Соня потянулась через стол и так сильно пожала мне руку, что я думала, что закричу от боли.

— Спасибо, Кили. Ты принесла мир в мою душу. Спасибо тебе. — Она перегнулась через стол и поцеловала меня в щеку.

И я вышла.

Мне пришло в голову заглянуть в зеркало, потому что я боялась себя не узнать. Я вошла сюда, полная решимости заставить Соню сказать правду. И я это сделала. Но все же я вышла с последним недостающим звеном. Я теперь знала, где мама. Она была на дне заброшенного колодца, но я ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы собрать все воедино, чтобы, наконец, успокоиться. Так где же это целительное чувство, о котором так много говорят? Где оно, успокоение?

Я думала об этом всю дорогу от Каннаполиса до Хай-Пойнта.

Прибыв на место, я сняла комнату в отеле рядом с мебельным салоном и отправилась на выставку. Но здесь был нулевой меридиан мебельного мира. Международная выставка мебели, что проводилась здесь дважды в год, только что закончилась, и большинство экспонатов были выставлены на продажу. Черт с ними, с этими окончательными ответами, сказала я себе. Черт с ними, с Джерниганами и Пламмерами, со Стефани Скофилд и прочей шушерой. Что мне сейчас нужно, так это немного шопинг-терапии. Старой и доброй. Но по оптовым ценам.

Вооружившись лишь чековой книжкой и списком предполагаемых покупок, я пошла гулять. Вначале я завернула в «Роуз фениче компани». Сам вид здания уже поднял мне настроение. Я проштудировала все сто восемьдесят тысяч квадратных футов и ознакомилась с продукцией более шестисот различных производителей.

Я записалась для участия в распродаже, и ко мне прикрепили продавца по имени Том, который был дальним родственником семейства Роуз — тех, что в 1925 году открыли салон. Через шесть часов я скинула с распухших ног туфли и повалилась на кровать в своем номере в отеле.

Фургон был набит до отказа, и я заплатила вперед за все то, что должны были доставить в Мэдисон на следующей неделе. Для кабинета я купила роскошные кожаные клубные кресла, похожие на те антикварные, что уже украшали маленький дом. Еще я купила два дивана, трюмо из сердцевины сосны, маленькие приставные столики и один массивный из кованого железа кофейный стол. Еще я купила две кровати с балдахинами от Ральфа Лорена для одной из гостевых комнат, и Бог мне помог достать кровать от Марты Стюарт для другой комнаты. Я купила длинный овальный стол для семейной столовой и к нему восемь стульев Хичкока. После этого я отправилась гулять по моим любимым антикварным магазинам, там по счастливому случаю купила светильник от «Батлерс электрик», и, наконец, вернувшись в салон, приобрела в отделе постельного белья такое нежнейшее кремовое белье, с монограммами, которое я давно мечтала купить.

На следующий день я пустилась в последний загул. Начала я с «Бойлез гэллери», но к трем часам выбилась из сил.

Едва я вернулась к себе, как зазвонил сотовый.

— Кили? — раздался в трубке взволнованный голос Глории. — Я думаю, тебе нужно как можно скорее вернуться.

— Прямо сейчас? Я собиралась принять ванну и перекусить. Я планировала вернуться. Ты не представляешь, что мне тут удалось купить!

— Возвращайся прямо сейчас, — сказала Глория. — В Малберри-Хилл серьезные неприятности.

Пока все идет хорошо, говорила я себе, проезжая тем же вечером через незапертые ворота Малберри-Хилл. Было около десяти, и я гнала машину от Хай-Пойнта практически без остановок.

Еще до того, как показалась лужайка, я поняла, что неприятности, о которых говорила Глория, не пустые слова. Первое, что я заметила, — это то, что дорога освещена не одним лишь лунным светом. Повсюду горели включенные фонари. Свет от них падал на раскидистые ветки дубов и магнолий — на их листве играли жутковатые тени.

Весь подъездной путь до лужайки был уставлен тяжелой техникой: грузовики, экскаваторы и еще какие-то огромные желтые строительные машины теснились на подъезде к дому, загромождая все вокруг. А прямо посреди лужайки, именно там, где должны были стоять стога сена и тент для пикника, зияла огромная дыра.

Что это, черт возьми, такое?! Это что, пруд?

Действительно, на лужайке был вырыт огромный пруд. Еще в понедельник его там не было! Посреди пруда была установлена подсветка, а рядом с ней из воды торчала парочка каких-то существ: бегемотов? кентавров? Они вылезали изводы, разинув свои уродливые пасти и были… ошеломляюще ужасны. Вот это зрелище! Сие сооружение скорее подходило для Лас-Вегаса, но, как правильно сказала Глория, для Малберри-Хилл это была настоящая катастрофа.

Я подъехала к самой крупной машине и, выскочив из «вольво», побежала к пруду.

— Крындец! — со стоном произнесла я.

Лужайку постригли, нет — ее обкромсали, и теперь вместо нее под моими ногами был обыкновенный зеленый газон.

Я подошла ближе к пруду. У самой кромки воды были предусмотрительно установлены две кованые скамейки. Падать в обморок, так уж не на землю. Вдруг из воды донесся громкий всплеск — хлопанье крыльев и какое-то огромное черное создание, зашипев, со свистом бросилось на меня. Перепугавшись не на шутку, я пустилась наутек и, забравшись в свою машину, торопливо закрыла окна и двери — только так я могла чувствовать себя в безопасности.

Проснувшись утром следующего дня, я попыталась убедить себя, что все это было дурным сном. Что я просто слишком устала. Было темно, и возможно, я съехала не там, где надо, и напоролась на какой-то другой неоклассический особняк.

Я поехала в Малберри-Хилл прямо с утра, даже не выпив кофе. В свете дня массивные железные ворота выглядели так же. И подъездная дорога выглядела так же, и тяжелые машины желтого цвета стояли там же.