Шеридон Смайт - Недоверчивые любовники

Вдруг чья-то тень легла на воду слева от Кэндис. То не была тень миссис Мерриуэзер — та стояла справа.

Кэндис обернулась, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела возле себя Остина. Большого и молчаливого, волнующего и чудесного.

— Ну, я, пожалуй, пойду в дом, надо покормить Люси ужином, — заторопилась экономка, по-видимому, нисколько не удивленная появлением визитера.

В следующую секунду она уже исчехта за дверями патио, оставив молодых людей наедине.

Неделя. Целая неделя прошла, и теперь Кэндис впитывала в себя облик Остина, не заботясь о том, замечает ли он, с какой страстью она пожирает его глазами.

Он заговорил первым:

— Я рад, что тебе нравится бассейн.

— Да, очень. Я хочу сказать, он такой необычный, как…

Кэндис удержалась и не добавила «как и ты», боясь обидеть Остина этим сравнением. Между ними и без того много непонимания.

— Я соскучился по тебе. — Остин сделал шаг к Кэндис. Голос его прозвучал глухо, когда он повторил: — Ужасно стосковался по тебе.

— Я тоже.

Еще шаг — и они коснутся друг друга. Не раздумывая Кэндис сделала этот шаг. Стук ее сердца слился с бурным дыханием Осткна.

Как могла она быть настолько слепой? Его отношение к ней — во всех проявлениях — непосредственное и совершенно искреннее, ни в малой мере не фальшивое. То, что происходило между ними, не имело касательства к ребенку.

Это любовь, взаимная любовь.

Губы их слились в горячем, страстном, полном жаркого желания поцелуе. Кэндис дрожала от вожделения и, положив ладони Остину на грудь, почувствовала, что и его сотрясает дрожь.

Ничего не стесняясь и не боясь, она потянула Остина по направлению к дверям из патио в ее комнату. Она хотела — жаждала — подтверждения его любви.

Остин взял ее за плечи и, лаская пылающим взглядом, спросил:

— А как насчет репортеров?

Кэндис улыбнулась и показала ему язык:

— Пропади они пропадом! К тому же очень немногое осталось им неизвестным.

Она взяла Остина за руки, накрыла его ладонями свои груди и продолжала вести его к себе в спальню. Едва они там оказались, Остин поднял ее на руки и уложил на постель. Вернулся к двери, запер ее и погасил свет. Раздевая Кэндис, шептал:

— Хочу любить тебя всю ночь.

— Нет. Я хочу тебя сейчас.

Остин не спорил. Он лихорадочно сорвал с нее оставшуюся одежду, сбросил свою. Взял лицо Кэндис в ладони и посмотрел ей в глаза.

Кэндис затаила дыхание, ошеломленная силой любви, светившейся в глазах Остина.

— Я люблю тебя, Кэндис. Я хочу жениться на тебе и хочу, чтобы у нас было много детей, зачатых по старинке. Я хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой, заниматься с тобой любовью ночью и днем и состариться вместе.

Кэндис улыбнулась:

— Я люблю тебя, Остин Хайд, и хочу, чтобы сбылось все, о чем ты говоришь. Но сейчас…

Она приподняла бедра в безмолвной мольбе и припала губами к его губам.

Впервые в жизни Остин думал о Джеке с добрыми чувствами. Если бы не Джек, он бы не встретил свою любовь. Если бы не Джек, он не пережил бы такого полного наслаждения, не знал бы, что такое гармония удовлетворения, какую, он надеялся, испытывает и Кэндис, лежа в его объятиях. Если бы не Джек, не было бы ребенка — особенного, необыкновенного ребенка.

Радость его немного поблекла, когда он вспомнил о том, чего еще не сказал Кэндис. Крепче сжав кольцо объятий, он проговорил:

— Мне нужно кое-что сообщить тебе. — Почувствовав, как она напряглась, не сдержал смешка. — Не бойся, это не так уж скверно.

Кэндис подняла голову и в смятении посмотрела на него.

— Слушаю тебя.

Не зная, как можно сделать это иначе, Остин, как говорится, взял быка за рога и выпалил:

— Я заплатил Питу Клэнси пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы он держал рот на замке.

— Моему отчиму?! — Потрясенная, Кэндис села на постели. — Но откуда он узнал?

— Спрятался в шкафу у меня в квартире и подслушал наш с Джеком разговор.

— И он тебя шантажировал? — Губы Кэндис брезгливо скривились. — Это меня не удивляет. Удивляет, что ты заплатил ему.

— Не хотел, чтобы ты узнала всю правду от кого-то, кроме меня.

Кэндис снова припала к любимому, легко-легко пробегая кончиками пальцев по его груди и тем самым лишая Остина возможности сосредоточиться на чем-либо другом.

— Значит, ты пожертвовал ради меня своими принципами и своим наследством?

— Ну, не полностью. — Остин внутренне готовил себя к еще одному признанию, не имея ни малейшего представления, как Кэндис его воспримет. — Осталось несколько миллионов.

— Несколько миллионов?!

— Десять, если быть точным. Минус пятьдесят тысяч. Деньги лежали в банке двадцать два года. — Не услышав в ответ ни слова, Остин крепче прижал к себе Кэндис. — О чем ты задумалась?

— Да вот подсчитываю, сколько процентов набежало за двадцать два года.

Остин пытался справиться с разочарованием, когда ощутил, что плечи Кэндис трясутся. Сомнения быть не могло: она смеялась.

— Что такое? — зарычал он, опрокидывая Кэндис на спину и наваливаясь на нее. — Что тебя так рассмешило?

— Не что, а кто. Ты! — с трудом выговорила она сквозь взрывы смеха. — Ты решил, что я всерьез, верно?

Остин медленно запрокинул руки Кэндис ей за голову и крепко прижал: сосредоточиться, когда она извивалась под ним, было немыслимо.

— У тебя есть какие-то идеи, как поступить с этими десятью миллионами?

Некоторое время Кэндис молчала; лицо у нее вспыхнуло в предчувствии того, что Остин собирался с ней сделать. Но вдруг глаза у нее широко раскрылись.

— Почему бы тебе не открыть клинику для наркоманов, которые не имеют средств платить за лечение? Таким образом ты хотя бы частично мог возместить вред, причиненный твоим отцом.

Его последнее давнее и постыдное сомнение насчет Кэндис растаяло. Остин прижался к ней всем телом и, приблизив губы к ее губам, произнес не слишком твердым голосом:

— Чертовски хорошая идея.

— У меня есть в запасе еще одна, — почти прошептала она, опустив веки.

— Какая?

Ресницы поднялись, в кошачьих глазах были страсть и искорка озорства.

— Не поплавать ли нам?

Остин улыбнулся, вспомнив их прошлую встречу в бассейне.

— Думаешь, что справишься с морскими созданиями?

— Само собой.

— Тогда ищи свой купальник. А мне, боюсь, придется обойтись трусами.

Через несколько минут они были готовы. Взяв Кэндис за руку, Остин открыл раздвижную дверь патио. Раздался изумленный вопль репортера, стоявшего по другую сторону двери. Кэндис тоже вскрикнула от неожиданности, а Остин зарычал, узнав знакомую физиономию. Репортер, спотыкаясь, попятился, потом попытался бежать, не сводя безумных от ужаса глаз с разбушевавшегося Остина.

Он забыл о бассейне.