Алекс Стюарт - Фиктивный брак

Если бы ей рассказывали, как, перекрыв поступление бензина, Рекс с помощью маленького гаечного ключа отвинтил гайки и снял карбюратор; если бы ей рассказывали, как его сильные пальцы, мокрые от бензина, вытащили этот узел, затем грели паяльной лампой, что-то меняли; как Рекс разглядывал, разбирал, продувал, снова собирал, затягивал гайки, устанавливал, затем бодро говорил: «А теперь давайте попробуем…» — после чего опять погружался с головой в чрево машины, что-то прочищал иглой, подключал, снова подсоединял бензобак, — если бы ей все это тщательно и подробно рассказывали, для Джой это звучало бы как китайский язык.

Но она точно уловила смысл в данной ситуации. Она знала всегда, что для доктора Рекса Траверса женщины представляли собой сложный тонкий механизм; и что сейчас механик Рекс обращался с деталями машины точно так же нежно, уверенно, твердо, спокойно, как будто это было живое существо.

«Вот такими, — подумала она с глубочайшим удовлетворением, — должны быть все мужчины. Как Рекс».

После нескольких минут энергичного ремонта Траверс попробовал завести машину. Раздалось ободряющее урчание. Он распрямился.

— Засорился карбюратор, — объяснил он самым дружеским образом беспомощному Джеффри. — Большой кусок волоса застрял в нем. Эти карбюраторы никудышные, особенно если нет приличного фильтра. Ваш не смог бы задержать даже лошадь, не то что кусок конского волоса.

Он обошел вокруг машины.

— Ну, что ж, теперь все должно быть в порядке, Форд.

— Тысячу благодарностей. Очень любезно с вашей стороны.

Но ум романиста трещал от вопросов — не о двигателе, а о том, что кроется за безумным поведением этой пары. Бурное требование Джой забрать ее от мужа. А когда муж догнал их, она закричала от радости, от неподдельной радости. Леди предпочитает брутальных мужчин? Быть может, когда-нибудь она раскроет Джеффри эту тайну в каком-нибудь импульсивном письме, полном благодарностей и извинений. Жаль, если этого не случится. Впрочем, женщины любят писать эмоциональные письма и благодарить за гостеприимство. (Можно ли назвать это «гостеприимством», если ты не успел предоставить девушке кров?)

А от Траверса, по-английски скрытного и молчаливого, сверх признания, что случилось «недоразумение», не приходилось ждать объяснений. И светский Джеффри забормотал слова благодарности.

— Не стоит благодарить меня, — отвечал Траверс, — спасибо, что подвезли жену…

Губы Джой с досадой сморщились при слове «подвезли».

Бедный Джеффри! Не успел его гибкий ум романиста оправиться от первого шока, как получил следующий удар.

— Ну, что ж, спокойной ночи, мистер Форд. Мы с женой полетим на «Мотыльке».

Он безмятежно улыбался и говорил так, словно они возвращались с воскресного пикника. Французский граф получил бы дополнительный материал для размышлений о любви англосаксов. Он восхитился бы тем, какой простор дает английский язык для выражения тончайших оттенков, а как они с помощью интонаций придают своим голосам особую характерность островной нации! Например, эта фраза Траверса: «Я отнесу твой чемодан, дорогая. О, благодарю». (Джеффри вытащил дорожный несессер Джой из багажника и передал доктору.)

— Самолет в поле, ярдов триста отсюда. Ты найдешь его, Джой! Я пойду вперед.

И он двинулся вперед. Фигура, которая так внезапно и так эффектно возникла в ослепительном свете фар, теперь удалялась вдоль дороги, становясь все менее различимой. Траверс понимал, что беглецам, может быть, захочется сказать что-нибудь друг другу наедине, и оставил их. В конце концов, несчастный Форд перенес душевное потрясение. Траверс чувствовал, что должен подарить ему эти четверть часа.

Такой жест, пожалуй, удивил бы даже французского графа.

Так стояли они на дороге, глядя друг на друга в последний раз. Джой плотнее запахнула свое дорожное пальто, надетое поверх шерстяного платья, которое она каким-то образом натянула на бальное. Джеффри подошел к ней с понурым видом, теряясь в догадках, что нужно сказать сейчас девушке.

— Прощай, Джеффри, — произнесла она с чувством запоздалой признательности. — Ты был необычайно мил со мной в этой сложной ситуации.

— Не я, — пробормотал Форд, стоя с непокрытой головой, в весьма живописной позе и стремясь в манере тоскующего рыцаря Казановы-Галахада пожать ее руку. — Вспоминай обо мне иногда, маленькая Джой.

— Конечно! — воскликнула она, подумав: «Если бы я не получила отставку у этого недотепы, то никогда бы не вышла замуж за Рекса!» — Всего наилучшего!

Джеффри, продрогший, страшно желающий выпить, с последней сигаретой и за тридцать миль от своей комфортабельной спальни, тем не менее считал, что ему невероятно повезло, поскольку это скучное, утомительное и капризное существо собиралось исчезнуть из его жизни навсегда.

— Подожди, — добавил он, — неужели наша жизнь уподобится шуточному стихотворению без заключительной строки?

— Что ты имеешь в виду?

— Что за загадочная история явилась тайной пружиной событий сегодняшней ночи?

— Ты никогда не узнаешь, — сказала Джой с глубоким презрением. — Прощай!

Через полторы минуты Рекс Траверс услышал топот маленьких ног, бегущих за ним по дороге.

Как снежинки при порыве ветра, кружились мысли. Джой, когда она бежала по дороге.

«Он собирается на самолете отвезти меня домой, — думала она, охваченная страхом и восторгом. — Вот моя жизнь! Двадцать один год ходила по твердой земле — и вдруг на самолете в небо. Эти летательные аппараты больше всего похожи на порхающих под облаками стальных ласточек…»

Она догнала Рекса на темной дороге, он замедлил шаг, поравнялся с ней, но не проронил ни слова. Снежинки продолжали кружиться у нее в голове.

«Двадцать один год обычной, размеренной жизни… Встреч с разными людьми… Господи, я, кажется, повзрослела. Вообразила, что влюбилась. Бедный старина Джеффри! Думает, что разбил мне сердце… Франция. Вилла для новобрачных… Энни, вы не покажете миссис Траверс ее комнату?.. Письма Рекса, инструкции Мери и дрессировка Персиваля Артура: следи за ногтями, надень чистую рубашку… Никаких приключений! Еще сегодня… нет, вчера я думала, что никогда на такое не решусь. А. теперь минута эта приближается, — ликовала она. — Любовь и полет! А! Вот оно! А вот и „Мотылек“!»