Даниэла Стил - Призрак тайны

— А кто была та женщина, о которой ты говорила? — спросил Чарли, пыхтя и отдуваясь. — Ну, та леди, для которой построили этот дом?

Он помнил, что Глэдис рассказывала ему о каком-то французе, но про женщину она лишь бегло упомянула.

— Ее звали Сара Фергюссон, — отозвалась Глэдис, наклоняя голову и пряча от ветра лицо. В какой-то момент она все же споткнулась и теперь крепче налегала на руку Чарли. Они были совсем как мать и сын, и Чарли даже начал беспокоиться о Глэдис. За последние несколько минут снег повалил еще сильнее, а ветер усилился — это было заметно даже в лесу, под защитой толстых старых елей и пихт, и Чарли всерьез начал опасаться, как бы им не заблудиться в этой пурге и не замерзнуть. Он не мог знать, что на самом деле они идут по тропе, хорошо знакомой Глэдис. Она способна была пройти здесь даже с завязанными глазами. Она сразу же ощутила беспокойство Чарли и, чтобы успокоить его, принялась рассказывать ему историю Сары Фергюссон.

— Это была замечательная женщина, — начала она. — Представь себе, что она приехала сюда из Англии совершенно одна! О ней ходило множество самых разных слухов — говорили, в частности, что ее первый муж — граф Бальфор — был настоящим тираном и обходился с ней крайне жестоко… И вот в 1789 году графиня Бальфор приплыла в Новый Свет на крошечной парусной скорлупке.

— А как она встретилась с этим французом? — перебил Чарли, весьма заинтригованный этим многообещающим началом. Граф и графиня Бальфор, путешествие под парусами через Атлантику, таинственный французский дворянин — все это звучало как завязка увлекательного романа. Даже то, как Глэдис рассказывала об этом, — ее интонация, ее осторожность и таинственные намеки на что-то, что лежало в глубине, под внешними атрибутами давно прошедшего романтического века, — все это способно было заинтересовать и гораздо менее восторженного слушателя.

— Это очень долгая история, — ответила Глэдис. — И очень загадочная. Жизнь иногда подбрасывает такие сюжеты, которые не выдумать и самому удачливому писателю.

И Глэдис Палмер посмотрела на (твоего спутника, щурясь от снега, который летел им прямо в лица.

— Сара Фергюссон была удивительно сильной и мужественной женщиной. Она была…

Но прежде чем Глэдис закончила фразу, деревья неожиданно расступились, и они вышли на широкую лесную поляну, окруженную деревьями.

Чарли поднял голову и остановился как вкопанный. На поляне, возле замерзшего пруда рукотворно-правильной формы, в котором, как говорила Глэдис, когда-то плавали лебеди, стояло маленькое чудо — настоящее швейцарское шале, отличающееся необычайно ухоженным видом и совершенством пропорций. Оно словно было неотъемлемой частью окружающей природы, и даже теперь, когда поляна и лес были укрыты снегом, Чарли был изумлен мастерством архитекторов и строителей, которые выбирали место, чтобы поставить здесь этот удивительный дом. Ничего подобного он не видел еще никогда в жизни — даже на картинах. Шале напоминало и бриллиант, вставленный рукой ювелира в оправу леса, и забытый храм, укрытый в чаще от нескромных взглядов посторонних, и Чарли почувствовал, как в душе у него нарастает что-то похожее на священный трепет и благоговение. Вместе с тем ему не терпелось поскорее попасть внутрь, и он, сам того не сознавая, порывисто шагнул вперед.

Глэдис подвела его к засыпанным снегом ступеням, и Чарли был поражен, обнаружив, что они сделаны из мрамора. Опустившись на корточки, он принялся осматривать и ощупывать холодные, гладкие ступени, и Глэдис, достав из сумочки старинный медный ключ, чтобы отпереть замок, с улыбкой поглядела на него через плечо.

— Ты, наверное, мне не поверишь, — сказала она, — но этот дом построили индейцы и местные плотники. Правда, тот француз — его звали Франсуа де Пеллерен — показывал им буквально каждую мелочь и учил, как связывать бревна, как подводить фундамент и обрабатывать швы. Вот почему дом выглядит так, как будто его целиком, не разбирая, привезли из Европы.

Стоило ему только перешагнуть порог, как Чарли почувствовал себя словно в другом мире. Снаружи шале казалось не особенно большим, но потолки здесь были на удивление высокими, а комнаты — просторными и светлыми благодаря высоким французским окнам, ведущим на открытую веранду, опоясывавшую шале со всех сторон. В каждой комнате имелся мраморный очаг со сложенными внутри поленьями; паркетный пол был набран из дубовых плашек, так плотно пригнанных друг к другу; что между ними не оставалось никаких щелей; на полах лежали ковры, а по стенам были развешаны картины в золоченых рамах.

Чарли не нужно было даже закрывать глаза, чтобы представить себе толпу элегантных джентльменов и леди в шуршащих кринолинах, которые когда-то заполняли гостиные и скользили по навощенному паркету в стремительном вальсе или кадрили. Солнце, цветы, музыка — вот о чем Чарли хотелось думать сейчас, и он почти забыл, что на дворе стоит декабрь и за стенами завывает вьюга. На мгновение он как будто вернулся в прошлое, и ему захотелось остаться там навсегда, чтобы, сидя у очага, без конца любоваться красотой дома, совершенством его пропорциональных комнат и изысканностью их убранства. Еще нигде и никогда Чарли не испытывал ничего подобного. Этот дом рождал в нем желание пробыть здесь как можно дольше, и вместе с тем он был так похож на мираж, что Чарли мог только глазеть по сторонам, торопясь насладиться всеми деталями интерьера, пока они не растаяли в пустоте.

Все здесь было совершенно, как на картинах мастеров Возрождения. Даже краски на стенах были тонко подобраны, в соответствии с назначением каждой конкретной комнаты. Например, стены столовой были маслянисто-желтыми, как солнце; в гостиной краски были спокойными, точно цветы на тенистом лугу, а крошечная комнатка, которая, очевидно, когда-то служила будуаром таинственной и загадочной Саре Фергюссон, была голубовато-серой, словно теплые летние сумерки.

Такой красоты Чарли еще никогда в Жизни не видел — он даже не думал, что такое возможно, — однако, несмотря на все это, ему почему-то было очень легко представить себе людей, которые здесь когда-то жили: настоящих людей, из плоти и крови, которые знали и горе, и счастье, и любовь.

— Кем она была? — с благоговением прошептал Чарли, снова переходя из комнаты в комнату и окидывая взглядом лепные украшения на потолке и позолоченные резные карнизы. Все было сделано с большим вкусом и так умело, что позолота нигде не облупилась, а дерево не растрескалось. Стоя в спальне Сары Фергюссон, Чарли пытался представить себе, была ли она молодой или старой, ослепительно красивой или просто обаятельной. Что в ней было такого, что заставило французского дворянина выстроить для нее это маленькое чудо? Чем она так пленила его?