Виктория Егорова - Служанка двух господ

Но похоже, что выплаканные вечером слезы оказались последними. Я проснулась поздно в маленькой комнатке для гостей, и хотя небо в оконной раме не радовало голубыми оттенками, но дождь прекратился. В комнату проникал упоительный аромат свежего кофе, и я, сунув ноги в тапочки и завернувшись в огромный халат, прошлепала на кухню. Тетя уже заканчивала завтрак. Она лишь помахала мне рукой: «Привет, бегу, отдыхай» — и ушла. Только калитка хлопнула. А я начала отдыхать. Просыпалась поздно, вставать не спешила, потягивалась в мягкой постельке, потом шла на кухню и пила кофе вместе с тетей, которая делилась со мной событиями прошедшего дня и планами на текущий. Как выяснилось, она уже не заведовала столовой, а управляла самым шикарным в городе ночным клубом — и в этой дыре есть ночные клубы! А некий богатый и влиятельный джентльмен активно за ней ухаживал. Поклонник охотно отошел бы от дел и коротал достойную старость на Лазурном берегу, но несколько месяцев назад в собственном доме застрелили его сына и внучку. (А этот тихий городок оказался не таким уж тихим, тут даже мэра кокнули за неделю до моего приезда!) Теперь Сергей Владимирович, так звали поклонника, готовил в преемники двоюродного племянника — не бросать же дело всей жизни на произвол судьбы. А близких у него — моя тетя и старшая внучка, прелестная девушка, но больна, так что тетя дома почти не показывалась, доверив мне свое скромное хозяйство. Она решила, что безделье — лучшее лекарство от стресса. И я с ней согласилась. Поэтому, проводив тетю до калитки, я возвращалась в кровать и валялась там часов до двух, читая любовные романы. Потом шла в ванную, поворачивала кран с горячей водой, затыкала отверстие слива и плюхалась в ароматное тепло с неизменным романом в руках. Мир становился совсем маленьким, а я — счастливой: нет ничего, кроме горячей воды и сладких грез, навеянных любовными признаниями.

Если бы не желание отведать разных вкусностей из тетиного холодильника, я бы из ванны не вылезала. Тетя сама не готовила, но в холодильнике не переводились деликатесы, которые я ела как простую картошку, не заботясь о манерах: толстый ломоть балыка на тонкий ломоть хлеба, маринованные шампиньоны вперемешку с маслинами, все запивала холодным пивом — блаженство после горячей ванны! Единственное, чего не было в тетином холодильнике, — пирожных. Не потому, что тетя заботилась о фигуре, она заботилась обо мне: «Если я тебе и пирожные носить буду, ты вовсе из дома не выйдешь». А я бы и не вышла. Но любовь к сладким пирожным заставляла причесываться, наносить макияж, подбирать одежду и проходить пару кварталов по центральной улице, лениво оглядывая витрины магазинов. Как ни странно, но от такой жизни я не растолстела, а мое горе словно подернулось слоем жира, который увеличивался с каждым днем. И через две недели я поняла, что в город пришла весна.

В город пришла весна. И начались перемены.

Мне понравилось гулять по берегу моря и бросать камушки в воду. У меня и место любимое появилось: среди обломков старого волнореза. Эх, вспомнить детство. Подняться во весь рост, потянуться и запрыгать по мокрым камням. Оказывается, не я одна запрыгала, вдохновленная весенним солнышком. Однажды утром тетя, забыв о деловом костюме, влезла в старые спортивные штаны, взяла в руки тряпку и принялась стирать пыль с книжных полок.

— Привет, племяшка! — она остановилась на минуту. — Весенняя уборка, присоединяйся.

Тетино оживление тупым ножом резануло по сердцу.

— С какой это радости? — недовольно буркнула я. Суета слишком рано ворвалась в мою жизнь, взбаламутив только что осевшую тину.

— С такой, что, во-первых, у меня выходной, а во-вторых, Сергей Владимирович к нам завтра в гости придет. Не принимать же его в свинарнике.

— Давай лучше примем его в курятнике.

— Слушай, ты, курица! — кажется, тетя разозлилась. — Никто тебя не неволит, можешь валить в свою комнату и нянчить там свою тоску, а я буду убирать свой дом и принимать в нем своего мужчину, — и язык мне показала, — ага!

— Да ладно тебе, уж и поворчать нельзя. Помощь нужна?

— А как же, переодевайся и лезь на подоконник — будешь шторы снимать.

Шторы — это уже серьезно. Если дама пенсионного возраста стирает тюль и моет окна в начале апреля, то лучше спрятать все ехидные замечания в дальний карман, покориться судьбе и вычеркнуть день из жизни. За шторами последовала люстра, за люстрой — бесчисленные покрывала и салфеточки. А подушки на диване — кому мешала пыль, которую они заботливо собирали всю зиму? И никакого «Мистера Мускула», стекла нужно тереть старыми газетами, только тогда их блеск будет достоин Сергея Владимировича! Кстати, если вы думаете, что дело ограничилось гостиной и спальней, то ошибаетесь. Моя комната, комната для гостей, веранда — вот уж где стекол! — унитаз — белее, чем любимая жена арабского шейха. Ну а лестница в мезонин? А еще говорят, что только немцы тротуары перед домом стиральным порошком моют, просто они мою тетю не видели. На следующий день пытка продолжилась. Тетя поднялась в семь утра и любимую племянницу растолкала.

— Не могу же я Сергея Владимировича полуфабрикатами и консервантами кормить?

Полуфабрикатами кормить нельзя, а полчаса обсуждать возраст телки, из которой собираешься жарить отбивные? А заставлять меня нюхать рыбу и пробовать подсолнечное масло! Пытки, между прочим, запрещены законом! А чистить лук и давить чеснок? И после всех этих Геркулесовых подвигов натягивать вечернее платье, совать ноги в туфли и сновать — с улыбкой на лице и тарелками в руках — из кухни в гостиную и обратно. Позвольте, Сергей Владимирович, я вашим охранникам мяса добавлю! Кушайте, ребята, да получше охраняйте нашего дорогого Сергея Владимировича. А племянник ваш — просто наглец — шлепнул меня пониже спины, когда я несла блюдо с тортом. Еле сдержалась, чтобы не повесить этот торт ему на нос — милый мальчик, ничего не скажешь. Я ничего и не сказала, откинулась в кресле и посмотрела на тетю. Нарядная, веселая, словно не пахала два дня как каторжная, она радостно улыбалась тому, что тихонько — в самое ухо — шептал ей Сергей Владимирович, и была за тысячи километров от моего недовольного брюзжания, и больше сорока ей никак нельзя было дать.

Сергей Владимирович, несмотря на охрану и племянника, оказался довольно милым дядькой: чуть за шестьдесят, слегка полноват и заметно лыс, но, в общем и целом, очень даже ничего. Он ел все, что заботливая тетина рука подкладывала ему на тарелку, и не забывал нахваливать, отпустил пару веселых комплиментов в мой адрес, но так, чтобы польстить тете. Вроде того, что мы похожи на сестер и что если и я такая же замечательная хозяйка, то все холостяки города передерутся в борьбе за мою руку. Наконец он поднялся, вопросительно заглянул тете в глаза, — та чуть заметно покачала головой, — вздохнул и откланялся. Я проводила гостей до калитки, вернулась в дом и без сил опустилась на диван. И вспомнила старый анекдот про мудрого ребе, который посоветовал замученной детьми и хозяйством женщине купить козу, а потом кроликов, затем кур. А когда та стала жаловаться, что ее жизнь окончательно превратилась в ад, велел всю эту живность постепенно продавать. И несчастная испытала великое блаженство. Почти такое же, как я, когда наконец-то скинула туфли на высоких каблуках.