Виктория Егорова - Служанка двух господ

И снова побрела по дорожкам, не ведая, куда и зачем — сквозь весну и хмель, мимо усыпанных цветами кустов сирени. Весь мир остался где-то далеко. Он почти не проникал сюда — в зеленые волны деревьев и травы, по которым без руля и компаса плыла я, почти такая же сумасшедшая, как и Аля. Даже гораздо более сумасшедшая. Потому что Аля сейчас просто спала в какой-нибудь ободранной палате тяжелым сном, замешанным на лекарствах и отчаянии, а я была свободна, пьяна и богата, могла делать все, что душе угодно. Здесь, в этом зеленом мире. Как долго? Да пока луна не взойдет.

Я остановилась. Мой взгляд уперся в каменную стену, четко отделяющую свободу от ее осознанной необходимости. Парк кончился. Наверное, мое сумасшествие тоже кончилось, как завод в механической игрушке. Потому что я села на ближайшее бревно, достала из кармана джинсов пресловутое «Письмо разуму» и еще раз внимательно его перечитала. Если уж идти к Сергею Владимировичу с серьезным разговором, то и доказательства нужны серьезные, а не сопли, догадки и эмоции.

Пока что с доказательствами было не густо. Несколько странных совпадений. Немного лжи со стороны Лехи. Подслушанный ночной разговор племянника (который мог иметь какое угодно значение). И полубред-полупризнание, сделанное Алей во время полнолуния. Да еще тот факт, что она водила мышкой по экрану компьютера в кабинете психолога. Честно говоря, с такими доказательствами впору садиться писать готические романы, а не вести серьезный разговор с деловым человеком. Правда, этот деловой человек почти признался мне — почти! — что его сын насиловал своих падчериц. И этот счет в банке. Он-то был вполне реальным. Пожалуй, он был единственной реальностью во всей этой фантастической истории. Итак, племянник охотится за счетом. Если он о нем знает, конечно. Но, скорее всего, точно ничего не знает. Но догадывается. А если и не догадывается, то у Сергея Владимировича и кроме счета полно имущества, не вошедшего в дарственную,

И что получит племянник в случае внезапной кончины горячо любимого родственника? Двух законных наследников. Во-первых, мою тетю. Хотя ее, пожалуй, можно сбросить со счетов: по условиям брачного договора, она получит сумму очень приличную, но все ж не такую, чтобы имело смысл устраивать заговор. Во-вторых, Алю. Недееспособной ее никто не объявлял. И куда пойдут денежки Сергея Владимировича? Судя по тому, сколько силы мне понадобилось, чтобы оттащить ее от окна Виктора, догадаться нетрудно. Значит, Виктор не может играть на стороне племянника. Хотя никто не запрещает ему играть на своей собственной. В любом случае психиатрический диагноз для Али означает конец всем его надеждам, если таковые имеются. Так что участвовать в организации убийств он не мог. Разве что скрывать.

Но откуда тогда Аля узнавала адреса и привычки будущих жертв? Надеяться, что каждый раз во время ее редких визитов в больницу Виктору позвонит жена — глупо. Не писал же он их ей на бумажке вместе с инструкцией и планом действий? Хорошо, оставим пока этот момент в виде вопроса. Тем не менее племяннику, оказывается, не очень-то выгодна внезапная смерть дяди от инфаркта. Зачем тогда он упорно инфаркт этот приближает, собирая компромат против Али? А почему я решила, что против Али? Ведь что грозит Але, если убийства будут раскрыты? По большому счету — ничего. Частная клиника в Швейцарии. И только. Племяннику от этого какая выгода? Никакой, пока жив Сергей Владимирович. А если он умрет в ближайшем будущем и наследницей будет признана Аля, которую через некоторое время объявят недееспособной (вот когда пригодится список убитых девочек!), то кто станет ее опекуном? Племянник. Так что пользу можно извлечь и из инфаркта, и из разоблачения убийств. Нужно только разнести оба эти события во времени. Но это, если племянник не знает о счете. А если знает? Тогда мелочь, которая достанется Але, не представляет для него никакого интереса. Ему нужен цифровой код. И пароль. И получить он их сможет только от самого Сергея Владимировича. В обмен на что? На гарантии безопасности для Али? Фигня. Эту безопасность можно обеспечить с помощью хорошей адвокатской конторы. На угрозу разоблачить семейные тайны? Почти все участники семейной драмы мертвы. Или не могут, по большому счету, отвечать за свои поступки. Никто, кроме самого Сергея Владимировича…

И тут я поняла, почему Сергей Владимирович отдал швейцарские деньги. Не почему — мне… Не почему — отдал… А почему именно, сейчас. И пожалела тетю, которая наивно собирала чемоданы. Ни в какую Ниццу она не поедет. По крайней мере вдвоем с законным мужем. И еще вспомнила мстительные планы относительно Карины. Теперь я могла их осуществить. Я все могла. Кроме одной простой вещи — взглянуть в глаза человеку, который подарил мне мое сегодняшнее могущество. Или купил себе право спокойно умереть.

Я вздохнула, возвращая в карман бесполезный листок бумаги. Пусть все остается как есть. А я тоже останусь — здесь, в этом парке, где сквозь резную листву светит солнце, поют птицы и цветет сирень. А мир может отправляться, куда ему угодно, хоть в сумасшедший дом. Я сползла с бревна и растянулась на травке. Там, где солнце хорошо прогрело землю. Вытянулась во весь рост, широко раскинув руки. Небо катило свои голубые воды куда-то вдаль. Глаза закрылись, теплый солнечный луч нежно коснулся век. «Спи спокойно, дорогой товарищ», — пожелала я самой себе сквозь невыветрившийся хмель. И уснула.

Просыпаться в сумерках с вонючим ртом, когда между зубами застряли недожеванные куски жирной свинины, — занятие не из приятных. Поэтому я изо всех сил сопротивлялась и холоду, сковавшему ноги, и переполненному мочевому пузырю, цепляясь за остатки забытья, как старый коммунист за первомайские лозунги в конце девяностых. Голова болела немилосердно. Но и оставаться в месте, внезапно превратившемся из райского уголка в заброшенный закуток городского парка, богато разукрашенный собачьими автографами — совсем свежая кучка благоухала буквально у меня перед носом — и как не вляпалась! — сил тоже не было. Я поднялась, проклиная и день, и час, когда, внимая мукам совести, променяла теплое местечко университетского преподавателя на жизнь хоть и интересную, но куда как хлопотную, особенно в плане употребления спиртных напитков, — и поплелась к выходу из парка. Недалеко от центрального входа, окончательно подводя черту под событиями уходящего дня, я заглянула в общественный туалет, где всего за два рубля избавилась от сомнений, терзавших меня в течение суток: вслед за остатками шашлыка в унитаз отправились клочки «разумного» письма, лукаво подмигнувшие мне синими буквами, перед тем как исчезнуть в водовороте. Все. Осталось попрощаться с тетей и собрать чемодан.