Ellen Fallen - Психея. Забвение

Он протыкает мою вену, перетягивает на себя пакет, и, не отрываясь от моего лица, разглядывает меня так, словно я жуткое чудовище, исчадье ада, которое необходимо истребить. Как только по крови идет раствор, меня клонит в сон, не контролируя себя, отключаюсь, слегка свесив голову на бок.

Тень, в которой я была совсем недавно, исчезает и на смену ей приходит палящее солнце. Оно иссушает меня, наказывает за все те ошибки, что я раньше совершала. Кожа горит в тех местах, где солнечные лучи сжигают меня заживо, оно издевается надо мной точно так же, как этот детородный студент, выдергивающий иглу из-под моей кожи. Сколько раз он уже убирал систему и возвращал ее на место, теряя вену, будто это было сделано намеренно, поиздеваться надо мной лишний раз. Горячая грубая рука хлопает меня по щекам, я смотрю в глаза человеку, мучившему меня все это время. Он встает на ноги и заходит в помещение. Мне становится немного легче, но слабость и немощность уничтожают мои попытки вывернуть руку из наручников. Металл скрипит, соприкасаясь с поручнем, я осматриваю свои исколотые вены, на которых уже образовывается обширный синяк.

Я чувствую, как мое сердце начинает биться быстрее под действием лекарства, мозги закипают, учащенное дыхание сменяется приливом жара к коже. Дыхание превращается в прерывистое, хватаю себя за грудную клетку, в панике осматривая трясущиеся ноги. Тело вытягивается в струну, голова опрокидывается назад, и меня начинает бить в судорогах. Провал в моей голове, сдавливание висков и нехватка воздуха.

— У нее эпилептический припадок, — слышу голоса, как из трубы, мое сознание отключается, превращая меня в растекшуюся массу, нет никаких мыслей или чувств. Тело будто отделяется от души, оставляя только фон. — Что ты ей ввел?

— Лошадиный препарат кетамин. Она должна была стать более разговорчивой, — говорит тот, что сидел рядом со мной все это время.

— Ты идиот! И что мне теперь с ней делать? — Долгое молчание. — Хватай за ноги, закинем ее в камеру, если сдохнет, все равно никто не будет переживать. У нее никого не осталось. Уже справки навел.

— А те, что были в доме? — дрожь в голосе молодого парня. — Как с ними быть?

Я больше ничего не чувствую, мощный прилив, и мое сердце останавливается, воздуха больше нет, людей, звуков.

Я будто со стороны наблюдаю, как некогда красивый город Куэрнавака пылает огнем, все его улицы превращаются в подобие вен, ведущих к самому сердцу. Извилистые лабиринты, охваченные пламенем, другие узкие улицы похожи на артерии, заполненные красными реками крови. Все это стекается в единственное место, огромная пирамида Теопансолько.

Хаос, заставляющий бежать людей все быстрее, но я вижу, что никого из них не останется. Они все умрут, как бы ни старались избежать своей участи. Я чувствую, как им больно, и жалость просыпается во мне.

— Ты не должна вмешиваться, — я слышу его голос, он глубокий и сильный.

— Мы должны им помочь. — Он молчит, все еще стоя рядом со мной и наблюдая за этим бесчинством. — Я не прошу тебя пойти со мной, можешь оставаться. Но не брошу их.

— Ты не сделаешь этого. Мы договаривались! Не будь такой идеалисткой. У них нет шансов. Ты все разрушишь! — Я молчу, решение уже принято, и он знает об этом не хуже меня. — Ты погубишь всех нас! — он кричит на меня, но это только подстёгивает. — Психея… — Я чувствую его разочарование и гнев, ничего не могу поделать с собой.

— Что с ней произошло? — громкий голос мужчины сотрясает маленькое здание. — Почему она в таком виде?

Сердце от волнения подскакивает, ощущение счастья, радостный шок. Звук его голоса отзывается глубоко внутри меня, это невыносимая потребность, увеличивающаяся с каждым вдохом — слышать его снова и снова. Я даже не подозревала, насколько сильно нуждаюсь в нем до этой минуты.

— Синьор, — со звоном в голосе произносит другой человек, — она поймана с поличным. И ее одежда уже выглядела таким образом.

— Умение лгать не ваш конек, — мужчина говорит это с ленцой, будто ему уже надоел этот спектакль. — Решетку откройте, — тон, не терпящий ожидания.

— Но постановление… — Я вздрагиваю от громкого удара кулаком по дереву.

— Я в последний раз говорю вам сделать так, как велено. В данный момент активно работает защита, у нас есть подписка о невыезде.

Шорох, звон металлических прутьев и скрип открывающейся двери. Приглушенные шаги, я открываю глаза, чтобы увидеть его. Грант стоит спиной ко мне и подписывает бумаги, выглядя так, будто сошел прямиком с небес. Безупречно отглаженные серые брюки и белоснежная рубашка с закатанными до локтя рукавами. В такой дыре… Он кажется мне нереальным, может, я все еще нахожусь под лекарством и у меня галлюцинации?

— Саванна, пожалуйста, зафиксируй на фото побои, следы уколов, надорванную одежду на теле, — он едва сдерживает себя, судя по тону. — И выясни, куда мы должны поехать для судебно-медицинской экспертизы.

— Я все организую, Грант. Ты подписал все бумаги? — спрашивает девушка. Подходит ко мне и начинает фотографировать, ослепляя вспышками. Я рассматриваю ее, короткие светлые волосы золотого блонда, сверкающие голубые глаза, родинка над верхней тонкой губой и идеальный макияж. Она похожа на Мадонну в молодости, стоит ее губам слегка растянуться в улыбке. Лисьи глаза цепляются за каждую деталь в моем внешнем виде, я чувствую себя раздетой и растерянной.

— Не задавай вопросы, работай. Мне не нужен коновал, или кто тут еще есть. Хороший доктор, качественные услуги, — он все это время говорит, будто обращаясь к столу.

Девушка помогает мне подняться, с омерзением рассматривает мои намокшие штаны, будто я сама не чувствую вонь, исходящую от меня. Я обмочилась во время приступа эпилепсии, или эти сволочи меня поливали невесть чем, не понятно. Но ясно одно, меня выпускают. И я благодарна небесам за то, что они послали мне Ангела-хранителя. Стоит мне приподняться, голова становится тяжелой, а тело будто состоит из мягкого пластилина.

— Давай переоденемся. — Девушка поднимает мои руки над головой и стягивает перед всеми собравшимися футболку. У меня нет сил на стеснительность или лишние движения, чтобы прикрыть оголенные участки тела. Да и незачем, самое удивительное, ни один из присутствующих не обращает на меня никакого внимания. — Сделаем это как можно скорее, ты и так натерпелась, бедняжка, — столько сочувствия в ее голосе я не слышала ни разу за последние несколько лет, блондинка помогает мне переодеться, стягивает мои мокрые штаны и надевает новые, просовывая еле двигающиеся ноги в штанины, так, что мне остается только немного привстать. — Попей, только пару глотков. — Передает мне бутылку с водой и ждет, пока я закончу. — Сразу много нельзя, иначе тебя вырвет. — Бутылка исчезает их моих рук, и я жалобно мычу. Сражаюсь с собой, чтобы не прилечь на грязные доски, когда снова начинает все плыть.