Ellen Fallen - Психея. Забвение

Как только мои руки оказываются свободными, цепляюсь за камни и отталкиваюсь от них, стремительно поднимаясь к свету. Каждое движение, рывок, достаются с огромным трудом. Я карабкаюсь по еще более узкому тоннелю, впереди показывается еще большее сужение, голова наполняется туманом, разрывая на части мои легкие. Втягиваю живот и проталкиваюсь через преграду. Я забываю об Эрнесто, о воздухе, обо всем, лишь бы выбраться наружу. Стены становятся шире, свет еще ярче, а разум окончательно расплывается перед глазами, поэтому выпускаю все содержимое легких в водное пространство. Делаю последний рывок и высовываю голову из воды, с громким воплем делаю драгоценный вдох.

Внутри все сжимается, грудь с огромным трудом поднимается и отпускается, жадно вбирая в себя воздух. Упираюсь руками в твердую поверхность, усыпанную мелкими камнями, и вытягиваю ноги наружу. Всматриваюсь в темную воду, ожидая, когда поднимется Эрнесто. Он уже должен появиться; другого пути там точно нет. Повязываю на пояс ключ и наклоняюсь, уперев руки в колени. Тревога усиливается, начинаю обратный отсчет от десяти. Девять… Девять… Восемь… Семь…

На поверхности появляются пузыри, я падаю на живот и засовываю руку вовнутрь, шаря на ощупь. Еще пара пузырей, и холодные пальцы вскользь касаются моих. Хватаю воздух и опускаю половину туловища под воду, нащупав вытянутую руку, тяну тело вверх вместе с собой. Оказавшись на поверхности, хриплю, вытаскиваю Эрнесто на пол, усыпанные мелким песком, встречая победный вскрик освобожденных и наполненных легких.

— Я думала, ты мертв. — Сажусь, обессиленная.

— Уже собирался сдаться. — Он стоит передо мной на коленях, опираясь руками в пол, и громко дышит, сплевывая воду. — Но, черт возьми, кого-то мы оглушили, и надеюсь, он не поднимется наружу. Когда ты скинула баллон, меня уже тянули за ногу. Я показывал тебе сделать это и быстрее, пока со мной не расправились. Свой я приземлил прямиком на его голову.

Он поднимается и задирает штанину водолазного костюма и спортивных штанов, надетых поверх. Три глубокие отметины, похожие на когти, кровоточат на его ноге. Я с трудом сглатываю, отталкиваюсь от пола и поднимаюсь.

— По крайней мере, если не убили, то выкроили время. Пойдем. — Поправляю ключ, висящий на талии. — Половину пути мы сделали. Осталось дело за малым.

Пирамида представляла собой огромное углубление с окошками, находящимися над нашими головами, расположенными по сторонам света, метров двадцати высотой. Именно оттуда струился свет, солнце только поднималось, и стены окрашивались в оранжевые отблески.

Главный вход, которого, к слову, не было, судя по надписям, находился на северной стороне, между двух колонн в виде извивающихся змей, ползущих по ним. Зато у меня появилась подсказка для определения сторон света.

Двигаясь вдоль стен, мне было проще догадаться о том, о чем говорила Кэрри. Очередное углубление, способное поднять столб посередине пирамиды, который таит в себе могущественный генератор. Но рассказать и применить на деле, тем более на такой территории, все равно, что иголку искать.

Прищуриваясь, смахиваю мелкий песок со стен, задираю голову к потолку. Вот как это понимать? Внутри были лестницы, но они находились высоко над нашими головами и вели вверх, а не в низ. Судя по символам, там находился храм жертвоприношений. Тогда, где спуск вниз? Они же не летали?

Еще одна зацепка, это изображение чего-то смутно знакомого, кажется, у моего отца в дневнике была запись об этом. Порывшись в бесконечном количестве знаний, спрятанных в извилинах, я все-таки не нахожу похожее.

— Устье колодцев ицев, — читаю на стене знаки, — рот колодца колдунов воды…

Касаюсь камней, двигаюсь дальше. Все еще копаясь в памяти, что это за место. Символы повторяются, путаясь, мне приходится возвращаться снова и снова на одно и то же место. Двигаясь от стены к стене, ничего не происходит. Эрнесто что-то бубнит, удаляясь дальше от меня. Это отвлекает, да и я все еще думаю о том, кто тащился за нами следом. Время неумолимо работает против нас, пока мы тут расхаживаем. Грант с Кэрри будто сквозь землю провалились, оставив нас здесь заниматься поисками того, чего, возможно, и нет. Заканчиваю просматривать очередные символы и иду на середину пирамиды, останавливаюсь, споткнувшись об камень.

— Кетцалькоатль, — громко говорит Эрнесто, его слова рикошетят об стены, стреляя как из пулемета. — Я понял, где мы. Но как!? Это же немыслимо!

Эрнесто машет мне рукой, показывая на изображение древнего Бога.

— Под нами карстовое подземное озеро, глубиной двадцать метров. ПО нему мы пробрались сюда. Но ты представляешь, какое расстояние мы пересекли от Теопасалько до Кукулькана? — Он хватается за свою голову, словно не верит своим глазам.

— Кукулькана? Пирамида «Пернатого змея», как я не догадалась! Отец столько раз о ней рассказывал, как в дни осеннего и весеннего равноденствия тень ступенчатых ребер пирамиды падает на балюстрады, создавая впечатления, что пернатый змей ползет в марте вверх, а в сентябре вниз. Они пытались найти здесь выход в другую пирамиду, которая обещала короткий путь. — Я поражено оглядываю древние стены. — Подумать только. Мы же сделали открытие.

— Да, только кто-то хочет сделать нам вскрытие. И не факт, что нам удастся выйти отсюда живыми, если не пошевелимся. — Мексиканец движется к колонне, затем к камню.

— Пятьдесят два каменных рельефа на каждой стороне святилища символизирует календарный цикл, включающий пятьдесят два дня, — по памяти произношу я, стремительно направляясь к дальней стене и делая первый шаг.

— Каждая из четырех наружных лестниц храма имеет девяносто одну ступень, что суммарно выходит… — Эрнесто замирает у стены с левой восточной стороны, — триста шестьдесят пять, то есть количество дней в солнечном году. — Мужчина делает широкий шаг. — Встретимся на середине в точке, что соединит нас, ми сиело.

Отсчитывая каждый свой шаг, мы движемся в направлении друг друга, песок скрипит под нашими ногами, а в душе замирает чувство несравнимого ни с чем восторга от нового открытия. С замиранием в сердце и прерывистым дыханием, я останавливаюсь.

— Пятьдесят два, — выдыхаю я, ожидая Эрнесто.

Он замеряет свои шаги, не сбиваясь, мои нервы начинают шалить. Вдруг мы ошибаемся. И все это здесь не причем. Расстояние постепенно сокращается, и, кажется, он закончит считать, так и не коснувшись меня. Закрываю глаза и позволяю себе чувствовать. Проходят секунды, голос постепенно становится громче, и я замираю, когда теплая рука касается моей ладони.

— Триста шестьдесят пять, — тихо говорит он, я раскрываю глаза, повиснув на его шее от радости. — Он меня убьет, если узнает, что я трогаю тебя.