Эмма Скотт - Дотянуться до звёзд [litres]

Я через силу улыбнулась.

– Я лучше вернусь домой – посплю или позанимаюсь. Ты оставайся, если хочешь.

– Мы же только что пришли. – Руби надула губы.

– Знаю, прости. Я не в настроении.

Руби снова надула губы.

– Вон там сидит Лиза Дин в какой-то компании. – Она кивнула на столик в углу бара. – Я могу потусоваться с ней, раз уж ты столь жестоко меня кидаешь.

Я уже надевала пальто и украдкой вздохнула с облегчением.

– Ты точно в порядке? После разрыва с Хейзом?

Она вздохнула.

– Ага. Немного обидно, но это же не конец света.

– Ладно. Увидимся дома.

– Ты сама-то в порядке?

– Буду, как только подтяну учебу.

– Ах ты тусовщица, – фыркнула Руби. – Увидимся вечером.

Я соскользнула с табурета и вышла на улицу; всю дорогу до дома я почти бежала. Закрыв за собой дверь, я швырнула пальто и сумочку на пол и сразу же бросилась к столу, заваленному тетрадями, графиками, конспектами, учебниками политологии.

Поверх этой груды лежали письма от Коннора.

Мое сердце плачет о тебе за высокими, толстыми стенами, которые я возводил годами, чтобы скрыть старые воспоминания, требующие, чтобы я молчал. Они шепчут, что я не заслуживаю того, чтобы быть услышанным, что счастье принадлежит тем, кто достоин. Мне страшно, Отем, я боюсь, что они правы.

У меня из глаз покатились слезы, я прижала письмо к сердцу и прошептала:

– Нет, Коннор. Я тебя слышу.

Уэстон

Яркое солнце Южной Каролины сияло в безоблачном синем небе, но дул свежий ветерок, так что стоять по стойке «смирно» было легче. Рота Б построилась в поле наряду с другими ротами, завершившими курс боевой подготовки. После тренировочного лагеря жара на меня почти не действовала, толстая форма из шерсти и полиэстера не раздражала кожу. Мое лицо не выражало никаких эмоций. Больше никаких усмешек. Я их все выбросил и оставил на этом поле.

Все это время мы выкладывались на полную катушку, на нас кричали, нас муштровали, и все же армия не смогла вытравить веселую улыбку Коннора. Она искрилась в его глазах, когда он слегка толкнул меня локтем и едва заметно кивнул на трибуны. В первом ряду сидели Ма, Пол, мои сестры, чета Дрейк, Руби и Отем.

После того как сержанты-инструкторы удостоились похвалы, подполковник произнес приветственную речь. Потом перед трибунами промаршировал оркестр. Какой-то офицер называл роты, батальоны и их инструкторов, и мы начали маршировать мимо трибун.

– Рота Б, командует сержант-инструктор Джон Денрой.

– Это мой мальчик! – закричала Ма, хлопая в ладоши. – Горжусь тобой, малыш!

Нам наказали смотреть прямо перед собой, когда мы будем проходить перед трибунами, но я быстро стрельнул глазами туда, откуда донесся голос Ма, и заметил Отем.

Она вскочила на ноги, как и все наши родные и близкие. Волосы рассыпались у нее по плечам красно-золотыми лентами. Я словно смотрел на прекрасный восход солнца, поднявшегося над горизонтом после десяти недель арктического льда и серости.

Перед тем как выпустить нас на поле, сержант обратился к нам напоследок, и на этот раз в его голосе звучало уважение. Он поздравил нас, а потом сообщил, что наша служба в резерве закончилась, не успев начаться.

– Вы нужны вашей стране, – сказал он. – И я с гордостью могу заявить, что вы готовы.

Теперь мы находились на действительной военной службе, и сразу после окончания специальной подготовки нас должны были отправить куда-то на фронт. Через две недели мы полетим в форт Беннинг, Джорджия, а оттуда на авиабазу Эль-Удейд в Катаре. Дальнейшую информацию нам сообщат по прилете.

Нас ждала зона боевых действий.

– Все случилось так быстро, – без улыбки сказал Коннор, пока мы шли на встречу с родными и близкими.

– Мы теперь солдаты. Солдаты всегда идут на войну, – ответил я.

Слушая речь сержанта, я мог бы удивиться тому, как стремительно изменилась наша жизнь, если бы не обмирал от ужаса. Коннор тоже был бледен. Гордость, поддерживавшая его во время курса подготовки, пошатнулась.

Я подтолкнул его локтем.

– Один выходной в неделю, чтоб я сдох.

Он рассмеялся, и страх в его глазах исчез.

«Так-то лучше», – подумал я. Всю жизнь счастье Коннора было главной моей целью. Видя его радость, я надеялся, что однажды и сам смогу быть счастливым. Если бы я только мог, то взвалил бы себе на плечи все его горести, как второй рюкзак.

Наши родные и близкие высыпали на поле и устремились к нам.

– Вот и они, – сказал Коннор. – Только посмотри на Отем.

Можно подумать, мне требовалась его подсказка. Отем была в светло-кремовом платье с узором из синих цветов. Солнце превратило ее волосы в пылающий костер, она улыбалась, и мое сердце затрепетало.

– Что мне ей сказать? – прошептал Коннор. – Нужно сказать что-то особенное после такой долгой разлуки. Что-то такое, чтобы у нее ноги подкосились.

– Спроси, как ей удается быть такой прекрасной, – сказал я. – Скажи ей, что ты, наверное, спишь и видишь сон, но надеешься никогда не просыпаться.

Рука Коннора тяжело легла мне на плечо.

– Именно об этом я и думал.

Он перешел на бег, и Отем сделала то же самое. Она обняла его за шею, а он прижался губами к ее уху и сказал все то, что я посоветовал ему сказать. Отем отстранилась, посмотрела ему в глаза, а потом страстно его поцеловала, как будто вокруг и не собрались сотни людей.

– О боже, как же я скучала. Ты здесь, и ты просто идеален, – выдохнула она, когда я подошел к ним. Ее маленькие руки гладили квадратную челюсть Коннора, она пожирала взглядом его лицо. – Не могу на тебя насмотреться.

– Поддерживаю! – воскликнула Ма, подходя ко мне. – Только взгляните на моего солдата. – Она промокнула глаза платком и хлюпнула носом. – Никогда еще я так не гордилась. Боже мой, вы когда-нибудь видели таких красивых мальчиков? Хотя, по правде говоря, я не любительница коротких стрижек.

Ма погладила меня по голове, и я не стал уворачиваться. Первое ласковое прикосновение за десять недель.

Вторым стало объятие Отем.

Она тихо ахнула и обняла меня за плечи. Я осторожно обнял ее в ответ, хотя на самом деле хотел прижать к груди изо всех сил, оторвать от земли. Быстро вдохнул аромат корицы, исходящий от ее волос; больше всего на свете мне сейчас хотелось зарыться в них лицом, запустить в них пальцы.

– Поздравляю, – прошептала она, прижимаясь щекой к моей шее. – Я рада, что ты вернулся.

Ее губы скользнули по моей щеке, потом она выпустила меня, снова подошла к Коннору, и тот обнял ее за плечи.

Миссис Дрейк обняла Коннора и поцеловала в щеку, а мистер Дрейк пожал ему руку, а потом крепко обнял. Коннор посмотрел на меня поверх отцовского плеча округлившимися глазами, потом просиял, в его глазах заблестели слезы. За все те годы, что я знал Дрейков, отец ни разу не обнял Коннора. До сего дня.