Ульяна Соболева - Краденое счастье

Муж сломал ей ноги, когда она хотела от него уйти и одна из них срослась неправильно. Бабка мыла полы в притоне и предлагала себя за копейки матросам, чтобы купить бутылку водки и шоколадку своему любимому внуку. От ее былой красоты остались лишь воспоминания и старые фотографии. Алкоголь, страдания, побои и лишения стерли красивые черты лица, обесценили знания пяти языков и громкую фамилию.

***

Он трахал их обоих, привязанных за руки к ножкам кровати, стоящих на четвереньках с оттопыренными голыми задницами кверху, скулящих, как жалкие дворовые сучки, когда он пристраивался к уже давно не узким анусам то одной, то другой шлюхи, и, взявшись руками за спинку постели безжалостно драл их на адской скорости так что пот струился по его телу ручьями. Драл и представлял себе эту… с глазами-опалами и каштановыми волосами. Драл под их вой, потому что его член был ощутим в любой раздолбанной дырке. Спасибо отцу французишке, которого отправил на корм рыбам еще десять лет назад, за такое внушительное наследство. Но даже, когда кончил в их широко открытые, жаждущие рты, не испытал никакого удовольствия. Он хотел ту…голубоглазую замужнюю скромницу. Хотел чужую женщину. Отнять и оставить себе пока не надоест. Надо найти ее и заставить точно так же стать на четвереньки, может тогда его отпустит.

Альварес вернулся к широченному кожаному креслу и рухнул в него всем весом, откидываясь на спинку и притягивая к себе рюмку с текилой. Ее привезли. Только что Гонсалес кинул ему смску на сотовый.

От предвкушения встречи затрепетали ноздри и вспенился адреналин. Вспомнил, как заметил ее в своем номере и глазам не поверил. Просто остолбенел, когда узнал. Стоит на коленях с его бумажником в руках. В дурацкой форме, облепившей ее божественное тело, достойное дорогих шелков, мехов и тончайших кружев. И эти волосы, собранные в пучок на затылке настолько туго, что ее глаза кажутся по кошачьему раскосыми, приподнятыми к вискам. Скромница, схватившая его бумажник…Конечно он знал, что она его просто уронила. Но не мог отказать себе в удовольствии поглумиться над ней за то, что не смотрит на него с открытым ртом и в ту ночь даже не подумала вознаградить его за любезность хотя бы взглядом.

Красивая, но бездарно одета, бездарно причесана и совершенно бездарно накрашена. И у него болезненно встает член, когда он думает о том, чтобы пристроиться к ней сзади и прямо сейчас войти в ее тело. Отодвинуть полоску дешевых трикотажных трусов, обнажить ее молочные складочки и с упоением вдолбиться туда на всю длину, сжимая пятерней ее пучок на затылке. Пусть сравнит его со своим недоноском. Интересно она с ним кончает?

Какая же… эмоционально вкусная, наполненная, живая. Ее злость будоражит его фантазию, и он представляет, как горячо будет трахать ее в самых разных позах.

От похоти и злости помутился разум, особенно когда сучка облила его грязной водой. Это стало тригерной точкой, отправкой к невозврату. Заломить ее руки назад и иметь так долго. Пока она не надорвет голос его именем или пока ему не надоест. Это было помешательство. Мгновенная аномальная тяга. Он не слышал ни ее отговорок, ни отказов. Только видел перед собой бледное лицо, манящие губы и пышную грудь в вырезе платья. Увидеть ее соски и спустить в трусы с уверенностью, что член встанет колом сразу же. О его неуемных аппетитах ходили легенды. Он мог трахаться сутками напролет.

Он испытывал какие-то адские эмоции из-за ее упрямства, из-за ее дерзости, из-за отказа и…и из-за упоминания о том, что она принадлежит другому. Альварес всегда брал то, что хотел и в этот раз отступать не собирался…Он уже предвкушал как войдет в нее и все же заставит выстанывать свое имя, как перед глазами потемнело…

А очнулся, мать ее, в лужице собственной крови с болью в висках, с расстёгнутой ширинкой и ощущением как ярость слепит ему глаза. Ничего…он все равно ее получит. Альваресу никто и никогда не отказывает. Он получит ее по любому. По-плохому, по-хорошему, по-всякому. И сводит скулы, мышцы, нервы от безумного желания найти дрянь и заставить пожалеть о своей выходке.

Что она там говорила о насилии? Нееет, она будет его умолять ее трахнуть.

Дверь затемненной синей комнаты распахнулась и Альварес с триумфом поднял голову, чтобы посмотреть на дрожащую девушку, стоящую на пороге.

— Здравствуй, малышка. Ну что? Поговорим о твоих долгах и о прощении?

— Итак она звалась Татьяной…

Щелкнул языком и подошел к ней. Несколько шагов, оттесняя ее к стене, заставляя облокотится об нее лопатками. В опаловых безднах мелькнул страх. Его возбуждало даже это. Неоновое освещение плясало на нежных щеках, бросало блики на радужку глаз, делая их светящимися и яркими. Они сводили его с ума. Ее глаза.

— Мне не за что просить прощения.

Руки сжала вместе так, что пальцы побелели. Одета в какое-то дурацкое платье ниже колен и бесформенное на талии, но это не мешает ему фантазировать о том, что под этим платьем и как он сорвет его через голову, чтобы обнажить ее тело.

И снова волна поднимающегося адреналина. Хочет. Он ее до чертей, до ошизения хочет.

— Верно. Не за что. Я сам виноват.

Смотрит с недоверием, готовая в любую секунду сорваться с места и сбежать. Но его люди не дадут ей и шагу ступить. Даже больше — ее устранят по его щелчку пальцев, если вдруг маленькая дурочка откроет рот, чтобы посплетничать о якобы изнасиловании. Его незапятнанное имя дорогого стоит. Ради этого имени и пиара он женился на самой красивой, изысканной и востребованной в мире моды, суке. Русской суке. Так посоветовал его пиарщик. Русские нынче в моде.

Раз в месяц он ее потрахивал, когда та особо усердно просила и одаренно сосала. Прирожденная минетчица. Ей нужно было дать титул Мисс Соска Вселенной, а не мисс Вселенная. Даже самая красивая женщина мира опускалась перед ним на колени истекая влагой и молила его о ласке…а какая-то замухрышка, оборванка возомнила из себя недотрогу и великую ценность. Ладно бы еще целкой была.

Он конечно мог бы сейчас поставить эту упрямую дуру на колени, отыметь ее, дать денег и всем закрыть рты, даже ей, возможно навсегда, но…это было неинтересно.

С Татьяной ему хотелось совсем иного. Ему хотелось получить ее по доброй воле, а потом можно и выкинуть, как использованную тряпку. Представил себе, как голубоглазая дрянь опускается на колени добровольно и преданно смотрит ему в глаза и скулы свело. Дааа, он хочет поиграть в эту игру. Арманд хочет забивать голы на этом поле самыми грязными методами.

Он ведь чувствовал, как она на него смотрела в первую встречу. Ощущал эти волны. Опытный охотник Альварес всегда чуял, когда добыча потекла. Но эта испугалась его напора. Не привыкла к вниманию. Скромница, мать ее. Ничего он попробует по-другому.