Анна Малышева - Иногда полезно иметь плохую память

— Женя хотел принять тебя при свечах. Это его идея. Проходи, Юлечка. Садись.

Юлька уселась за стол и осмотрелась. Темные обои под тисненую кожу, несколько картин в золоченых рамах. Напольные часы. Стильная мебель. «Куда я попала! — подумала она. — Вот, значит, как живут адвокаты. Неплохо, неплохо… А где же папочка?» И, словно отвечая на ее вопрос, Женя сказал:

— Отец сегодня в отъезде, вернется только завтра… Жаль, что ты его не увидишь.

— Еще успею, — буркнула Юлька и тут же нацепила на лицо улыбку, вспомнив о данном обещании. В этом доме, рядом с этой улыбающейся женщиной она чувствовала себя стесненно, неестественно. И сам Женя словно переменился — стал каким-то чужим, ненатуральным, натянуто-приветливым.

— Женя, угощай гостью, — проворковала его мать. к «Как ее зовут? Елена Александровна, кажется, — подумала Юлька. — А в обморок все не падаю, значит, правда кольцо. Поскорее бы убралась она отсюда, тогда хоть расспрошу Женю».

— Кушай, Юлечка. — Елена Александровна протянула ей тарелку с большим куском пирога. — Сама пекла… Это любимый семейный пирог.

— Угу, — ответила Юлька, окидывая взглядом стол. Женя встревоженно посмотрел на нее, и она ободряюще ему улыбнулась. — Большое спасибо. Очень вкусно.

— Тебе нравится? — спросила Елена Александровна. — Или ты так, из любезности?

«Какое тебе дело? — подумала Юлька, жуя пирог. — Ела я и хуже, ела и лучше. Что ты в душу-то ко мне лезешь?» Но она опять улыбнулась:

— Ах, что вы! Очень даже вкусно! «Женя, ты доволен? — мысленно спросила она его. — Ничего, я еще на тебе отыграюсь…» Налили вина. Женя, явно нервничая, отпил из своего бокала. Тостов не произносили, и Юлька порадовалась этому. «Уже хорошо! А то началось бы — за знакомство, за приятную встречу, за молодых, а там и „горько“ недалеко! Блин, какая тоска!» Она посмотрела на Женю, тот — на нее.

Елена Александровна, перехватив эти взгляды, явно поняла их по-своему.

— Я пойду принесу уточку, — проворковала она и поднялась из-за стола. — Дивная уточка с яблоками.

— Может, вам помочь? — вызвалась Юлька.

— Что ты, сиди. — Чрезвычайно довольная Елена Александровна исчезла наконец из столовой. Юлька осторожно вздохнула и прямо посмотрела на Женю. У того был совершенно похоронный вид.

— Мать волнуется, — пояснил он. — Она может иногда перехватить. Но вообще она добрая.

— Никто не сомневается, — шепотом ответила Юлька. — А я себя прилично веду?

— Нормально. Она, кажется, довольна.

— Женечка! — донеслось откуда-то из глубины квартиры. — Поди сюда.

— Что там еще… — Женя поднялся и вышел.

В его отсутствие Юлька доконала пирог на своей тарелке. Пирог был вкусным, ничего не скажешь. Потом она подцепила на вилку маринованный грибочек, еще раз приложилась к бокалу. Так, в одиночестве, ей казалось пировать куда веселее, чем в обществе Жени и его мамы. Хлопнула где-то дверь. Она подняла голову и прислушалась. В столовую вошел Женя.

— Мать ушла, — сообщил он. — В гости, к подруге.

— Ох! Это не я виновата, надеюсь?

— Нет, что ты… Это просто она не хотела нам мешать.

— А что тут мешать? — Юлька невинно посмотрела в свою тарелку. — Я уже все съела.

Дай мне еще пирога. Правда вкусно.

Женя больше не ел — расхаживал по столовой, изредка прикладываясь к бокалу, который держал в руке.

Юлька прожевала очередной кусок и оглянулась на него.

— Женя, а как, кстати, твоя фамилия? — спросила она, — Почему — кстати? — удивился он. — Фамилия — Ручников. А почему тебя это волнует?

— Да просто подумала, что до сих пор ее не знаю… — Юлька пожала плечами. — Ты вот мою фамилию знаешь. Кстати, кто ее тебе сказал? — Она затаила дыхание.

— Кто? — Женя наморщил лоб. — Не помню. Кто-то сказал, когда ты была в ванной:

Краевской, мол, стало плохо. Я и запомнил.

Женя сидел у окна, курил, помахивал рукой, разгоняя повисающий перед ним дым.

«Вот так праздник, — подумала Юлька, — скорее, это похоже на похороны. Зачем надо было устраивать эти идиотские смотрины?»

Женя внезапно повернулся к ней:

— Ты наелась?

— Да, — честно сказала она. — Больше не могу. Покажи мне вашу квартиру. Вы тут втроем живете? Сколько у вас комнат?

— Всего четыре, — вздохнул он.

Его комната понравилась Юльке больше всего. Особенно ее привлекла необычная расстановка мебели — широкая тахта стояла посреди комнаты, над ней с потолка свисала лампа под зеленым шелковым абажуром. Два стола были завалены кучами безделушек, книг, бумаг. Одинокий, словно заблудившийся стул с мягкой полосатой спинкой. Огромная пальма, торчащая из кадки. Какая-то картина, повернутая лицом к стене.

— Почему она так висит? — с любопытством спросила Юлька. — Она тебе не нравится?

Юлька подошла к стене и осторожно приподняла картину за нижний край рамы. Попыталась заглянуть снизу.

Внезапно его руки обхватили ее сзади и оттащили от стены. От неожиданности она даже не крикнула — выпустила из рук раму и услышала звон осыпающегося на пол стекла. Картина стукнулась о стену, повисела еще секунду, словно раздумывая, упасть или подождать, и все-таки упала. Юлька в это время уже лежала на тахте и вяло, как-то неуверенно отбивалась от Жени.

— Ты что? — почему-то шепотом спросила она. — Обалдел?

Он не ответил ей. Его рука, пошарив по ее сжатым коленям, рывком раздвинула их. Она еще раз рванулась, но тут же почувствовала, какими сильными и грубыми могут быть его руки.

— Ты с ума сошел, — задыхаясь, выдавила она. — Убери руки. Отстань!

— Юля, Юля… — тихо и невыразительно бормотал он. В следующий миг его губы залепили ей рот.

Юлька мотала головой, пытаясь увернуться от поцелуя.

— Дурак! Пусти… — На миг ей удалось отстранить голову, и она изумленно посмотрела на Женю. Его лицо приблизилось, расплылось в серое пятно… «Какой он тяжелый! — как во сне, подумала она. — Давит на грудь… Нечем дышать». — Не дави, — задыхающимся голосом попросила она. Он понял, чуть отстранился.

Она поймала его руку и зачем-то прижала ее к постели. Она ничего не могла больше, только сжимать эту руку, сжимать крепко, до боли в собственных пальцах. Потом пальцы разжались, все в ней разжалось, обмякло и словно заплакало…

Он провел рукой по ее щеке:

— Юлька…

Она не ответила, лежала неподвижно, глядя в потолок. Потом глубоко вздохнула, словно приходя в себя. Приподнялась на локте, посмотрела на него. Донельзя смущенный, понурый, он сидел на краю тахты и уныло смотрел на нее.

Его пальцы перебирали распахнувшуюся на груди рубашку. «Пуговицы я ему все-таки оборвала…» — подумала Юлька. В следующий миг ее охватила злость.

— Ты что, взбесился? — страшным шепотом спросила она. — Думаешь, тебе все можно?

Сволочь! Свинья! Грязная свинья!