Эмма Скотт - Пять минут жизни

– Мне все равно.

– Мне не все равно! – Слова эхом отразились в комнате. – Мне д-д-до хрена не все равно.

Мы смотрели друг на друга, затем ее взгляд устремился в ванную, где рядом с раковиной стоял пузырек с таблетками. Как будто по звуку стартового пистолета мы одновременно кинулись в ванную. Я был быстрее. Я заблокировал дверь и сгреб лекарство с раковины.

– Отдай их мне, – сказала Тея, колотя меня по спине. Я обернулся, и она потянулась за таблетками, хватая меня за руку. – Черт возьми, Джим, отдай…

Я нежно, но крепко держал ее на расстоянии вытянутой руки. Тея вырвалась, ее пальцы дрожали.

– Верни их.

– Нет.

– Джимми, клянусь Богом…

– Что будет дальше, Тея? – потребовал я ответа, выходя из ванной и заставляя ее отступить. – Ты продолжишь принимать его, и что потом?

– У меня есть время. Буду жить! – крикнула она.

– Твою мать, Тея. – Я запустил руку себе в волосы. – Мы знали, что это риск…

– На хрен тебя! – закричала она и грубо толкнула меня в грудь. – Иди на хрен, раз говоришь это после всего, что было на этой неделе. После того, как я стала свободна.

– Ты права. Прости, но боже, Тея…

– Ты понятия не имеешь, о чем меня просишь.

– И ты тоже! – закричал я, терзаясь разочарованием и гневом. – Что мы будем делать, Тея? Осматривать достопримечательности? Быть гребаными туристами? Может, ты позволишь мне снова напиться, чтобы мы сделали вид, будто все в порядке, когда мир может рухнуть в любую чертову секунду?

– Молчи. – Она покачала головой, слезы текли по ее щекам. – Просто заткнись.

– Или поднимемся на Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы я мог наблюдать, как ты умираешь на моих руках?

– Заткнись, Джимми! Не порть мой Эмпайр-стейт… Не делай этого…

Гнев вытек из меня, превратился в агонию.

– Они найдут другое лекарство. Получше. Они попробуют снова.

– Нет. – Она наворачивала круги по центру комнаты. – Нет… Нет, я не могу.

– А я не могу смотреть, как ты…

– Как я что? Исчезну? Забуду тебя? Снова усну? Пять минут, Джимми! – кричала она, растопырив пальцы. – У меня пять минут и больше ничего. Это как жить в крошечной коробочке, и как только я начинаю вылезать, то снова впадаю. Вот только все не так ясно. Это бессознательное. У меня нет роскоши сознания. Ты боишься моей смерти? Без лекарств, Джимми… – Она рвано вздохнула. – Я уже мертва.

Я медленно покачал головой, мое зрение затуманилось. Эмоции, которые я никогда не испытывал, затопили меня. Я едва мог проглотить их.

«Она не твоя. И никогда не была твоей , – усмехнулась Дорис. – Ты не можешь плакать…»

– Нет… – пробормотал я, не зная, кому отвечаю.

– Да. – Тея плакала. – У меня есть несколько минут, чтобы построить жизнь, а потом она разрушается, снова и снова. Я не могу даже описать, какой это гребаный кошмар. Я уже пробовала. Я говорила тебе в тех цепочках слов. Я кричала на тебя с тех рисунков.

Я сжал челюсти.

– Я знаю.

– Ты не знаешь. Я улыбалась и все время была такой чертовски веселой, верно? Все, что у меня было, – это жалкий маленький проблеск надежды. Надежды на то, что, как я думала, было правдой: что мама и папа придут, а врачи работают над моим случаем. Они собирались мне помочь. Это все, что у меня было. Два года. Только мама и папа не приходили, а врачи сдались. Делия собиралась позволить мне сгнить в этой тюрьме.

– Не в этот раз, – сказал я. – Доктор Милтон близок к разгадке. Он попробует еще раз…

– И сколько это займет? Еще два года? Еще два года перезагружаться снова и снова. Посреди душа. Обеда. – Ее голос сломался. – Или глядеть тебе в глаза и смутно подозревать, что где-то в глубине души мы что-то значим друг для друга. Как укус, который невозможно почесать. Даже не зуд. Отголосок сна о зуде. Чувство, которое у меня могло быть однажды, но я не могу его понять. Не могу это почувствовать. Я ничего не чувствую. Можешь представить себе мысли или чувства, которые не в состоянии удержать? – Она покачала головой, ее тело дрожало. – Я не вернусь к этой жизни. Я бы предпочла умереть на твоих руках на вершине Эмпайр-стейт-билдинг.

Слова повисли в воздухе между нами. Земля под моими ногами дрогнула. Рухнула. Все, что мы строили, рухнуло вместе со всем, что мы собирались построить. Все наши планы на будущее.

– Ты запомнишь нас, – сказал я, запинаясь. – Как музыку и твои картины, ты запомнишь.

Она покачала головой и прошептала:

– Нет. Это слишком сложно.

– Не сдавайся, Тея, – сказал я, приближаясь к ней. – Разве не об этом ты меня просила? Н-н-не сдаваться?

– Я знаю, но… я не могу, Джимми.

Теперь я стоял перед ней, тянулся к ней.

– Я не могу, – прошептала она.

– Можешь. – Я обнял ее, свободной рукой скользнув в волосы. – Боже, Тея…

Она упала на меня, ее горячие слезы хлынули на мою голую кожу. Тея позволила мне подержать ее несколько мгновений, а затем напряглась и покачала головой.

– Нет, я не буду этого делать. Я не вернусь в эту гробницу. – Она оттолкнула меня и снова протянула руку. – Дай мне пузырек, Джимми.

– Боже.

– Пожалуйста, – умоляла она, ее лицо сморщилось. – Не поступай так со мной.

Я ожесточил свое сердце против ее просьб. Представил, как она бьется в конвульсиях или падает на землю, не дышит, глаза смотрят…

– Это не твое дело, – сказала она, читая мое лицо; ее голос тоже стал жестче. – Это мой выбор. Мой.

– Тея…

– Ты столько болтал по поводу моего выбора и моего согласия, а теперь хочешь все вернуть назад.

– Это не согласие.

– Разве? Это моя жизнь. Дай мне бутылку, Джеймс.

Я не мог этого сделать. Я не мог вручить ей яд и наблюдать, как она глотает его каждое утро, пока новое утро не настанет.

Тея бросилась на меня, но я быстро убрал руку и моргнул, на мгновение растерянный, когда вместо этого она схватила свой рюкзак у наших ног.

– Что ты делаешь? Подожди…

Она помчалась к двери, и я последовал на два шага позади. Она открыла дверь и оглянулась, ее голос разбил мне сердце.

– До свидания, Джимми. Мне еще надо посмотреть Нью-Йорк.

Она выбросила руку вперед. Я снова убрал лекарства из зоны досягаемости, но вместо этого Тея сорвала с меня полотенце.

– Твою мать…

Она убежала, и тяжелая дверь впечаталась мне в локоть. Теперь боль навалилась на ярость, горе и ужас. Я с рваным криком распахнул дверь, но Тея уже была на полпути по коридору и направлялась к лестнице. Мне никогда ее не поймать. Не смог бы пройти мимо стойки регистрации с голой задницей.

– Твою мать, – выругался я и так хлопнул дверью, что сотряс комнату. Я швырнул пузырек «Хазарина» в стену. Лекарство отскочило и покатилось по полу, целое и невредимое.

Я натянул одежду, мои трясущиеся пальцы долго возились с пуговицами и шнурками ботинок. Адреналин взорвался в моих венах, когда я нажал на кнопки лифта. У Теи было шестнадцать пролетов пешком. Я мог ее догнать. Я мог бы поймать ее.