Олег Рой - Три цвета любви

— Вы… в отпуске? — Все-таки ее еще терзали немного сомнения: не направил ли господина адвоката Дим — последить за ней издали.

— Точно так, — подтвердил Игорь Анатольевич, уже отряхнувшийся от своего смущения. — Ненадолго, увы. Но хоть что-то. Вы после Бриндизи куда?

Она неопределенно повела плечом: не то «сама не знаю», не то «не твое дело», в общем, понимай как хочешь. Адвокат, впрочем, не обиделся и не расстроился:

— Вот и я так же путешествую — методом случайного тыка. Может, наши путешествия еще пересекутся?

Она улыбнулась — равнодушно и немного загадочно:

— Кто знает…

— М-м… — замялся адвокат. — А сейчас… Может быть, вас проводить?

— Нет-нет, это вовсе незачем! — Леля почувствовала, что «кудахчет», это как-то само получилось. Но она правда растерялась! — Я… Мне еще нужно… В общем, спасибо, что предложили. Кстати, вы на лестнице собаку не встретили, когда спускались? Здоровенный такой черный пудель.

— Черный пудель? — удивился Игорь Анатольевич. — Как в «Фаусте»?

— Да, вроде того. Сидит на ступеньке и смотрит эдак снисходительно.

— Ничего себе у вас путешествие насыщенное! — восхитился адвокат и, увидев, что Леля встает, тоже поднялся. — Что ж, если вас и вправду не нужно провожать, позвольте откланяться.

И он в самом деле откланялся! Встал пряменько и церемонно так наклонил голову. Вот, ей-богу, прямо как в пьесах Островского! Или еще кого-нибудь оттуда, из девятнадцатого века!

После Венеции, Рима и Бриндизи ее занесло почему-то в Палермо. Потом в Геную. Затем опять — непонятно как — в Рим. После этого в Падую и Ливорно. В общем, «заносило» почему-то все время в крупные города. Зачем? Все это было не то. Совсем не то.

Кажется, с неясной какой-то неловкостью думала Леля, нужно было все-таки лететь во Францию. Подумаешь, толпы отдыхающих! Наверняка же в маленькие провинциальные городки они не заглядывают. «А я-то стремлюсь побродить исключительно по южноевропейским Свияжскам и Прибрежным». Эх, балда стоеросовая! Про Балканы, выбирая направление, даже не подумала! Почему вдруг Италия? Бог весть. И ведь переиграть все можно хоть сейчас.

Переиграть вообще никогда не поздно…

Вот только… от одной мысли передумать, изменить намеченный маршрут Лелю вдруг затошнило. Как будто судьба неприятно, но властно подавала знак — не останавливайся и, главное, не сворачивай. Смешно. Откуда и куда сворачивать, если никакого внятного маршрута пока нет? И тем не менее.

«Не сердись, судьба, — криво улыбнулась Леля, сглотнув пыльную вокзальную горечь. — Все понятно. Игра уже началась. Что бы эта фраза ни означала. И менять сданные карты — нечестно. Неправильно».

Поэтому пусть будет все та же Италия.

Дим про паломничество сказал не очень всерьез, но все-таки.

Паломничество — значит, паломничество. Оно требует определенного упрямства. И, само собой, никаких культурных «must see», никаких туристических Мекк. С Ленькой они тоже всегда сворачивали во всякие немыслимые «курмыши» (это было его словечко). То есть это Ленька сворачивал — садился в случайные электрички (в Европе они были хороши даже десять-пятнадцать лет назад), сдавал внезапно самолетные билеты и брал «что-нибудь на ближайший рейс», нырял в подвернувшиеся арки — и Леля послушно следовала за ним. Ни разу не испугалась. Нет, не так. Пугалась, конечно, — мало ли что могло поджидать за внезапным «поворотом». Да и поджидало, случалось такое. Как раз где-то в Италии они однажды нарвались на не слишком дружелюбную свору молодых… как бы их поточнее назвать… волчат. Ленька, широко улыбнувшись, заговорил с ними на чудовищной смеси английского языка и русского мата. И самое смешное, что их, беззащитных туристов, тогда не только не убили, но даже не ограбили! Проводили до гостиницы, уважительно попрощались. Так что она точно знала: произойти может всякое, но это как на «американских горках», вроде и ужасно, однако слаще ничего нет, потому что знаешь — ничего действительно плохого с тобой не случится. Даже если на всех в мире «американских горках» начнут происходить аварии, твой аттракцион окажется абсолютно безопасным.

Ленька был — Хозяин. Он господствовал над окружающей действительностью, как поставленный на самом прекрасном берегу дом автоматически господствует над любым пейзажем. Он никогда не испытывал никаких сомнений в своем господстве, лишь абсолютную уверенность: все и всегда будет именно так, как он захочет… И, удивительнее всего, что бы он ни вздумал, реальность ластилась к его ногам, тыкалась в ладони — погладь! И он гладил. Если не отвлекался еще на что-нибудь. Леля и сама… ластилась и тыкалась. И слаще этого не было ничего.

Улочка была кривая и узенькая-узенькая. Леле пришлось прижаться к стене, пропуская топавшую навстречу группку японских туристов: пеструю, вытаращившуюся многочисленными фотоаппаратами, но не слишком громогласную, очень, как все японские группы, дисциплинированную. Она лишь удивилась мельком, что никогда, ни разу не видела одинокого японского туриста — всегда стайками. Улыбнулась, обходя развалившуюся на серых камнях тротуара рыжую кошку — та выискала единственный солнечный пятачок, грелась, жмурилась. Сияющая в солнечных лучах шерсть казалась искрящейся дымкой — такую рисуют в мультфильмах, изображая волшебство…

Так же разваливался Джой. Еще и лапы в стороны раскидывал — почешите пузо. И рыжие пятна так же сияли… Леля точно въяве увидела его на месте кошки — живого!

Удивительно, но воспоминание не кольнуло ржавым гвоздем, не скрутило горечью желудок — лишь отозвалось легким печальным звоном. Да и печальным ли? Словно Джой никуда не «ушел», словно он просто убежал вперед и поджидает ее за ближайшим углом. Вроде спрятался. Чтобы гавкнуть привычно: а, думала, я потерялся, а я вот он! Была у них такая игра.

Улочка, вероятно, упиралась в какую-то площадь: в прогале меж серых стен победительно светился кусочек неба. Синего-синего, чистейшего, без единого облачка — так Леля промывала окна. И видела за этими свежепромытыми до абсолютной прозрачности стеклами — счастье! Нет, не так. Сами эти хрустальные стекла были — счастьем!

Она оглянулась на кошку — та приоткрыла один глаз: «Иди-иди, много вас тут!» — и перетекла в еще более «жидкую» позу, — улыбнулась этому удивительному кошачьему умению устраиваться удобно даже в совершенно неподходящем месте. Улыбнулась и зашагала, касаясь стен. Камни тротуара были какие-то щербатые, словно временем изъеденные. Страшно подумать: может, по этим камням римские легионеры шагали! И так же, как сейчас, светилась синева в прогале узкой улочки.

— Над всей Италией безоблачное небо, над всей Италией безоблачное небо! — напевала она себе под нос.