Олег Рой - Три цвета любви

— Еще бы! Он для тебя не только заявление на отпуск подпишет, он тебе луну с неба снимет.

— Вот еще глупости! — Но видно было, что услышанное рыженькой отнюдь не неприятно.

— Вовсе нет. Он к тебе неровно дышит, точно говорю, у меня глаз-алмаз. Вот с кем крутить надо, а не с этим своим… тьфу!

— Что, вот прямо так сразу, не успела постель остыть…

— А только так и надо. Да и вообще: лучшее средство вылечиться от предыдущего — завести следующего. Клин клином…

— А знаешь… — задумчиво проговорила рыженькая. — Уже не надо клин клином.

— В смысле?

— Ну ты же помнишь, как я терзалась, на стенки бросалась — не могу без него, хоть режьте! А когда села в самолет… с местом повезло, у окошка попалось… то увидела небо — синее-синее, чистое-чистое! И как-то мне вдруг… прояснело, что ли? Я ведь и вправду думала, что дышать без него не могу.

— А оказалось — можешь?

Рыженькая досадливо сморщилась:

— Да не то! Я думала, дышать без него не могу, а оказалось — насморк! Это просто насморк у меня был! Понимаешь?

— Кажется, понимаю… — Загорелая легонько, ласково щелкнула подругу по кончику носа.

Какие милые тетки, улыбнулась Леля. И совсем не жалко, что они мой столик заняли! Ведь это надо же: я думала, что дышать без него не могу, а оказывается, у меня насморк был! Вся женская безнадега в одной фразе. Ай, спасибо мирозданию, что таких очаровательных «учительниц» подсунуло!..

А вечером она увидела Леньку. Вывернула с одной узкой улочки на другую и на секунду застыла — он шел навстречу: руки в карманах, глаза чуть прищурены. Впрочем, глаз за здоровенными темными очками было не разглядеть. Леля сразу юркнула назад, в переулок, из которого вышла. Испугалась.

Конечно, это был не Леня. Просто какой-то посторонний мужчина. Похожий, да. Но мало ли похожих людей. На незнакомце была сетчатая рубашка поло, на ногах — мокасины. Мокасины! Ленька никогда в жизни не надел бы мокасины! Равно как и сетчатую рубашку. И то и другое он полагал воплощением вульгарности: еще золотую цепуру в палец на волосатую грудь повесить — и зашибись, братан!

Но похож, ничего не скажешь. Если бы Ленька похудел килограммов на семь, был бы копия.

Интересно, эта встреча тоже сигнал мироздания — или просто случайность?

Прав был Дим. Действительно — паломничество. Потому что видеть этого вот «Леньку» было совсем не больно — только немного жутко. Как на «американских горках», когда падаешь в «пропасть» — и сразу взлетаешь! И опять — падаешь! И снова — взлетаешь!

Пожалуй, пора было двигаться дальше. Зажмурившись, Леля ткнула пальцем в карту Италии и, открыв глаза, ахнула — название, в которое попал палец, опять оказалось знакомым…

Маленькая тосканская гостиничка, где они с Леней провели волшебную неделю (боже, десять лет назад!), по-прежнему существовала. И даже как будто похорошела. Ничего особенно броского, все та же подчеркнуто старинная атмосфера, но комфортабельность вполне на уровне двадцать первого века, включая свободный вай-фай. Плюс гигантский телевизор чуть не во всю стену. Телевизор принимал, по словам портье, «всю Европу» и даже — подумать только! — российские каналы. Всего два, но это показалось… забавным.

Таким же забавным (хотя и жутковатым слегка) было случившееся в первый же день приключение. Бродя наугад по узким улочкам, она опять увидела Леньку!

Ну то есть кого-то ужасно на него похожего. Тот ли это был тип, что попался ей два дня назад, или другой — бог весть. Главное — сердце провалилось куда-то вниз, сгоняя за собой всю, кажется, кровь (даже в глазах потемнело), которая стала почему-то густой-густой, словно вся жидкость в ней замерзла ледяными иголками. Даже коленки задрожали, словно от холода. И пальцы, пальцы заледенели… И щеки, наверное, тоже — потому что, когда она прижала к ним ладони, ничего такого не почувствовала, никаких заледеневших пальцев.

В номер она вернулась очень рано, но заснуть не могла, конечно. Сидела, бездумно щелкая телевизионным пультом. Итальянские ведущие тараторили так, что, даже если бы она знала язык, вряд ли бы что-нибудь поняла. Кое-где говорили по-французски и по-английски — впрочем, несли что-то очень скучное. И вдруг…

— Мия, когда вы узнали о трагедии, какими были ваши первые чувства? У вас не появилась, хотя бы на мгновение, мысль прервать беременность?

Мия?

Действительно, на широком (слишком широком) бледно-кремовом диване, сдвинув колени и выпрямив плечи, сидела Мия. Черный костюм подчеркивал ее хрупкость и скрадывал соблазнительность форм. Никаких алых губ, никаких стрелок над глазами — все очень неброско, почти невинно.

Хороша. И неглупа. Как это ее в телевизор-то занесло? И что за трагедия? У нее — тоже?

— Ни на мгновение, — печально улыбнувшись, Мия еще больше распрямила плечи, даже подбородок чуть приподняла. — Понимаете, я же… — Она вздохнула, словно успокаивая дыхание, чтобы не дать воли подступающим рыданиям. — Мы любили друг друга. И в первый момент я просто… не поверила. А потом… как бы я могла? Ведь это единственное, что мне осталось?

Вместо печального лица Мии весь экран заняла вдруг фотография… Леньки.

Что за?!. И откуда у телеканала такая фотография? Немного размытая, но более чем узнаваемая.

— И вас не останавливала разница в возрасте? — все так же вкрадчиво докапывался ведущий.

На весь экран развернулась еще одна фотография. Еще более мутная, чем первая, явно не рассчитанная на такое увеличение, но и Мия, и Ленька рядом с ней были видны вполне отчетливо. Даже узкая Миина ладошка в здоровенной Ленькиной длани.

Ничего «такого» в снимке не было: ну держит Ленька за руку девушку — подружку своей дочери, подумаешь! Он всегда любил молодежь. Но Леля почувствовала себя так, словно ей со всего маху ударили под дых.

— Любовь не спрашивает паспорта, — строго и печально отвечала Мия.

Держалась она хорошо. Отлично просто держалась. Без вульгарности, без нахрапистости, вся словно бы сосредоточенная на утраченной любви, а гипотетический ребенок — этой самой любви плод. И никакие имущественные претензии тут ни при чем!

Ведущего шоу интересовали, однако, именно они.

— Мия, скажите, вы планируете сделать ДНК-тест? И, если учесть, что… ну если учесть все обстоятельства, вы готовы идти на переговоры с Ульяной и Платоном?

Мия улыбнулась — все так же строго и печально:

— Зачем? Я знаю, чей это ребенок, а что думает остальной мир — какая мне разница? Я даже УЗИ не делала, потому что не хочу заранее знать, мальчик или девочка. А вы говорите — ДНК…

— Но если вы сможете доказать отцовство, ваш ребенок будет одним из наследников господина Геста. Разве не так?

— О чем вы говорите? — еще суровее, еще печальнее спросила Мия. — Разве я хоть намеком, хоть где-то позволила думать, будто для меня имеет значение хоть что-то, кроме того, что у меня была любовь, а теперь…