Яна Егорова - Русский [СИ litres]

Пустив ледяную воду, встал под струи и прикрыл глаза. Ленка… Вытеснила из моей жизни все. Вчера вечером, на моей постели с наслаждением отдалась моим ласкам. Утонула в них, гладила меня, цеплялась ногтями и выпрашивала поцелуи, все больше и больше заставляя мою крышу слететь к чертовой матери! До сих пор не могу забыть ее женский запах, аромат ее взрослого удовольствия и ее вкус на моих губах…

Сделал воду еще холоднее, да что б меня! Голова кипит от осознания того, что она находится в какой-то паре метров от меня. Как теперь в универ отпустить? Хорошо, вчера выпросил отпуск для себя. Палыч, Федор Павлович, наш командир, мужик мировой, вошел в положение.

– А что так, Соколов? Сокол ты наш, никак на моря собрался? – поправив форму, после того, как встал со своего стула мне навстречу, сказал он накануне.

– Нет, гости ко мне приехали.

– Гости? – грозно сдвинул брови седой старик. Командиру нашему, Зубареву Федору Палычу уже за шестьдесят, однако фору даст любому. И мне в том числе. – Это ж какие такие гости, Соколов? А, – положив ладонь мне на плечо и чуть дернув на себя, спросил он, – врешь мне, поди?

– Не вру. Гости.

– И что, вот так вот из-за гостей службу бросить решил? На месяц.

– Так точно.

– Ой, что-то не верю я тебе, Соколов. Ой, не верю. Ну, да ладно. Заслужил, Соколов, что греха таить. Отпуск дам. Но если ты нам понадобишься – вызовем. Так и знай.

– Не сомневаюсь, – вырвалось у меня.

– Что?

– Так точно, товарищ командир!

– Вот, так-то лучше. Иди Соколов. Иди. В свой отпуск…

Зубарев мужик хороший, но строгий. Не любит он отпуска раздавать. Но и отказывать не умеет, если правильно попросить.

Закрыл кран и вышел из душа. Нет, мы все-таки поговорим перед ее отъездом. Я хочу знать, что сделал не так, и почему она сбежала от меня! Завязав полотенце на бедрах, вышел из ванной. На кухне все еще горел свет и поэтому я сразу направился туда. Ленка все еще сидела на стуле и уже знакомо мне, вертела ложку в вазочке с вареньем.

– Ты забрал ключи, – буркнула вполголоса стрекоза. Не подняв на меня своих глаз.

– А ты хотела сбежать? Я же тебе ясно сказал…

– Мало ли, что ты сказал! Меня друзья ждут!

– Я хочу поговорить с тобой.

– Мне некогда, я опаздываю!

Девчонка ни в какую не хотела ни смотреть на меня, ни разговаривать со мной.

– Хорошо. Хочешь к друзьям – я отвезу тебя. Но сперва, ты расскажешь, почему ночью ушла спать на диван.

Молчание. Упрямая! Жутко упрямая! Прямо, как я.

Подошел к ней и опустился перед стрекозой на одно колено, при этом взял ее руку, ту самую, которой она только что с такой выдумкой взбивала варенье.

– Лена, на что ты обиделась?

У нее больше не было возможности отворачиваться. И она посмотрела на меня. Скользнула глазами по моим голым плечам, не смогла удержать выдавший ее трепет ресниц и маленький, но очень горячий вздох. Она потерялась где-то в районе моего торса, заблудилась на линии полотенца – я терпеливо ждал. Дал ей себя разглядеть. Когда же ее взгляд достиг моих глаз – зрачки моей стрекозы сказали мне все, что нужно было. Девчонка была возбуждена похлеще меня самого!

– Не страшный? – не получилась усмешка. Лишь сдавленный хрипом голос. Еще чуть-чуть, еще мгновение, и я утащу ее на своем плече обратно в спальню!

Может быть, я и не дочь своего отца. Не родная дочь. Но воспитал-то меня он. Хирург от бога, хладнокровнейший их хладнокровных. В обычной жизни – он обычный человек, но на операции выбрасывает к чертовой матери все эмоции и личные переживания, и делает дело. Все восемнадцать лет я ровнялась на него, поэтому, как бы мне не было тяжело, сидеть на стуле на его кухне, в тот момент, когда атлет встал передо мной на одно колено, при этом заблокировав своими непомерно огромными плечами омоновца проход, смотрел на меня снизу вверх своими иссиня-черными глазами, говорил теми губами, которые лишь несколько часов назад в буквальном смысле попробовали меня…

Собралась с духом и невозмутимо ответила:

– Я не боюсь, с чего ты взял? С чего мне бояться брата?

Змея. Настоящая. Когда мне больно – бью в ответ. Когда мне страшно – бью тем более. Так, на всякий случай.

Ему не понравился мой ответ. Его выдали глаза. Они мгновенно стали металлическими.

– Почему же тогда ты сбежала?

– Не сбежала. Пошла в душ…

– И на обратном пути заблудилась?

– Почему? – безэмоционально пожала плечами. – Не люблю спать с кем-то.

– И поэтому легла на диване, завернувшись в мокрое полотенце? – допрос продолжался, при этом большой палец его руки, в ладони которой сейчас лежала моя кисть, гладил мою кожу. Андрей не верил ни одному моему слову. Это очевидно. Однако я не собираюсь отступать и сдаваться. Он меня победил. С одной стороны. Но я уйду, так, как собиралась и ничто не заставит меня отступить! Ничто!

– Я так люблю.

Дебильный ответ. Знаю. Ляпнула, что могла. И Андрей тут же доказал, что я сильно ошиблась насчет его умственных способностей, а так же прозорливости. Ничего не возразив, не произнеся в мою сторону ни единой буквы, омоновец поднес мою руку к своей шее. Положил ее ладонью прямо на свою чуть прохладную после ледяного душа кожу, заставил зацепить подушечками пальцев щетину под волевым подбородком, не спеша, не отрываясь глядя мне в глаза, провел руку сестренки по ярко выраженной ключице, по плечу, заставил соскользнуть на стальную грудь, а потом, эти самые подушечки пальцев поднял и поднес к своему рту.

Растворилась. В то мгновение, когда его опытный язык коснулся моих пальцев, когда их подушечки легли на его нижнюю губу и почувствовали прикосновение влажной мужской слюны. В трансе наблюдала за тем, как Андрей мягко провел языком по моим пальцам, после чего утопил свои губы в моей ладони. Черные ресницы на его веках прикрыли глаза хозяина от меня, будто бы позволяя ему в одиночестве насладиться ароматом той руки, которую он только что так бесцеремонно украл.

Я думала… Или хотела… чтобы он напал на меня. Подарил поцелуй этих самых губ. Хотела настолько, что не смогла справиться с жаром в желудке, и где-то… сильно ниже…

Но Андрей как всегда сделал все иначе. По-своему. Громила опустился на второе колено и… положил свою голову мне на колени. Лицом вниз. Мою руку он так и не выпустил из своей ладони. Продолжал поглаживать большим пальцем мою ладонь.

Не боялась. Я его и вчера не боялась. Но то, что он сделал сейчас… Лучше бы уж заставил заняться сексом! Хотя слово «заставил» здесь неприменимо. Мне настолько хотелось, чтобы обнял. Поцеловал. Чтобы сказал что-нибудь. Ну, хоть что-нибудь!

Андрей молчал. Гладил мою ладонь, доверил мне свою огромную, упрямую голову и молчал. Его дыхание согревало мои ноги, а мощные затылок и спина, от которых я не могла оторвать глаз, заставили меня прочувствовать те слова, что несколькими минутами раньше на этой самой кухне произнесла его мама.