Татьяна Ярославская - Подождать до рассвета

— А почему вы так… — начала было женщина.

— Подержите, пожалуйста, — сказала медсестра и сунула ей шприц. — Я сейчас.

И она выскочила за дверь. Алла Ивановна недоуменно посмотрела на пустой шприц в своей руке. Господи, опомнилась она, в системе же дырка, если попадёт воздух… Перекрывать клапан бесполезно, отверстие ниже. Она вытащила иглу из вены и потянулась к оставленному девушкой лотку за ватой, чтобы прижать в сгибе руку и остановить кровь. В лотке ни ваты, ни спирта не было. Она прижала руку салфеткой и тут взглянула в лицо Ильдара. Оно посерело, и раскрытые глаза были бессмысленно устремлены в потолок. Он уже не дышал.

— Мама! Там… В больнице… Кажется, отца убили!

— Как убили? Как — убили?! Кто?!

— Кажется, бабушка.

— Кто-о-о?

Маша Рокотова схватилась за сердце. Она кинулась в кухню, потом в комнату, и снова — в кухню.

— Черт! Вызывай такси! Нет!..

— Мама, такси внизу, я на нем приехал. Одевайся, может, он еще жив!

— Жив?

— Не знаю я! Там дурдом, его снова в реанимацию потащили, бабушка плачет…

Маша сунула ноги в туфли, потом снова кинулась в комнату и вытащила из-под шкафа пистолет, тот самый, который нашла за обувницей, а Павел спрятал, сказал, погоди носить следователю, не было бы хуже.

Павла нет. Он еще с утра увез Веркину бабу Ягу за какими-то травами в лес. Для Верки.

— Тима, разыщи Иловенского, пусть приедет в больницу. И беги к Вере Травниковой, пусть свяжется со своим шефом, он знает, что делать!

Она на ходу сунула пистолет в сумку, бегом спустилась по лестнице и через минуту уже мчалась в такси по направлению к центру города, в больницу.

Она ничего не могла сделать, даже попросить таксиста ехать быстрее. Он и без того несся, как угорелый. И от этой невозможности ничего изменить в голову лезли страшные в своей неуместности мысли. Ильдар умер. Это ужасно! Но в это еще как-то не верится, может, его спасут? Еще, может, все обойдется. Но там, в больнице, плачет мама! И Маша вдруг осознала и устыдилась: эти мамины слезы жгли ей душу стократ сильнее, чем несчастье, приключившееся с Ильдаром. Мама, наверное, сходит с ума, ее в чем-то почему-то обвиняют, а вдруг ей плохо? Ну, зачем, почему мама оказалась там в этот момент?! Почему не сама Маша? Может, она успела бы что-то сделать, чем-то помочь…

Таксист, несмотря на все запрещающие знаки, подвез ее к самому входу, едва не задев грозную черную машину у подъезда. Маша одним махом взлетела по лестнице, распахнула тяжелую дверь в холл.

Ей навстречу шел Николай Сычев. Шел, толстый, высоченный, лоснящийся успехом и довольством. Разговаривал по мобильному. А там, где-то там Ильдар уже, может быть, мертвый, и мама плачет!

Стремительно приближаясь к Сычеву, Маша Рокотова выхватила из сумки пистолет, на ощупь отпустила предохранитель и выстрелила Сычеву в живот.

Закричали. Сычев застонал и согнулся. Кто-то схватил Машу. Она отбивалась. Бросила пистолет. Окружающее виделось ей нечетко, с помехами и перерывами, как изображение в неисправном телевизоре. «Я или умираю, или схожу с ума», — подумала она, увидев вдруг здесь, рядом, и Павла Иловенского, и Камо Есакяна, и маму. Неисправный телевизор вспыхнул экраном и отрубился совсем.

Мама тихо плакала. Где-то совсем близко.

— Она часто теряет сознание? — спросил знакомый, но забытый голос.

— Второй раз за последнюю неделю, — ответил Павел Иловенский. — Кажется, в момент сильного стресса.

— В прошлый раз что было?

— Пожар. Мы вытаскивали старуху из горящего дома.

— Нормально вы тут живете, — это был голос Камо Есакяна. — Не скучно.

Мама плакала.

— Последствия травмы. Ничего, пройдет.

Она узнала этот голос. Это был врач, который лечил ее после прошлогодней аварии. Значит, с головой все-таки плохо.

Она открыла глаза.

— Привет, — улыбнулся ей Николай Сычев.

— Вы живы? — спросила она. Собственный голос показался ей чужим, хриплым.

— Жив.

— Это временно, — обнадежила его Маша.

— Кто бы спорил, — кивнул он.

— Маша, он тут совершенно ни при чем, — вмешался Иловенский. — Он не убивал Ильдара. Сам во всей этой истории — только жертва. И ты еще его чуть не убила.

— А почему я его не убила? Я же стреляла в упор в живот.

— Мария Владимировна, я в бронежилете, о! — Сычев распахнул полы пиджака. На рубашке была круглая дыра с обожженными краями. В дыре — черное, бронежилет. Вот почему худощавый Сычев показался ей толстым. — Живот, правда, болит, и синяк здоровенный. Я вообще понятия не имел, что у вас тут происходит, а когда узнал, что Ильдар собирается меня убить, тут же пошел к нему. Но жилет надел. Я ж не знал, в каком Ильдар состоянии. Он сначала делает, потом думает, могли бы и не успеть объясниться. Хотя мы и не успели.

— Кто вам сказал, что Ильдар хочет вас убить? — спросила Маша и села. Лежала она, оказывается, не на больничной койке, а на диване, очевидно в ординаторской.

— Маша, это я ему все рассказала, — всхлипнула Алла Ивановна, подсела к дочери и обняла ее за плечи. — Мне — Ильдар, а я пошла и спросила Колю.

— Да, а я связался с Павлом, свел всю информацию в кучу и бросился вызволять Камо Есакяна из тюрьмы. Без него нам с компанией точно не разобраться.

— Чего теперь-то разбираться! — горько воскликнула Маша. — Вы же скупили акции, выдвинули иск…

— Ничего я не скупал и никакие иски не выдвигал! Я продал акции Ильдаровой компании по его собственной просьбе, получив письмо на бланке и за его подписью. Продал фирме «Бергус», а она оказалась зарегистрирована на территории принадлежащей мне недвижимости. Мария Владимировна, вы же знаете, как юридические адреса получают. Говорю же, я сам поражен, насколько отчаянная и изобретательная сволочь нами крутит! Разве я виноват, что у Каримова недостало ума созвониться со мной в самом начале и объясниться по-человечески.

— Изобретательная сволочь на это и рассчитывала, — кивнула Маша и только тут вспомнила, что не задала самого главного вопроса. Пока она не задаст этот вопрос, надежда еще есть. И все же… — Ильдар, он жив?

Они все отводили глаза. Сычев закашлялся. Камо отошел к двери, будто хотел сбежать. Она повернулась к матери.

— Мама?

— Нет, — тихо сказала Алла Ивановна. — Он умер.

— Маша, отвези меня домой, — попросил Камо Есакян.

— Хорошо, — кивнула Рокотова. — Мы тебя подбросим.

— Нет, ты меня домой проводи. Боюсь я. Что там с Ларой? Она ведь на развод подала.

— А ты сам что думаешь делать?

— Но я же не убивал Стаса. И дети у нас…

— Но ведь…

Маша хотела сказать: ведь она тебе изменила, потом передумала — уже ясно, что Камо жену простил.

— Но ведь ты написал признание. Почему?

— Понятия не имею, — развел руками Есакян. — Я даже не помню, что писал какое-то признание.