Вероника Мелан - Веста

Я не успела найти путь! Как теперь я вернусь к Кею? У меня было на это три дня, но я профукала их – то занималась другим, то отдыхала. Как теперь? Куда? Сама я портал открыть не могу, Варви, чтобы уберечь, просить не стану. Агап не поможет.

Вот так.

А Кей все дальше, теперь уже почти безнадежно далеко. Утолщалась между нами с каждой секундой стена; отмирала, как поврежденный хвост ящерицы, надежда.

Я должна, должна, я хочу назад…

Порог родной избы я переступила, когда начало темнеть, – с гудящей, словно поврежденный провод, головой, с ноющей шеей и затылком.

– Мой руки, садись ужинать, – произнес, толкая вверх-вниз ходунок умывальника и споласкивая от мыла ладони, батя.

Вспомнились краны на вилле Фредерика. Удобная ванная, душевая, бассейн…

– Не хочу, – обронила я глухо и ушла к себе.

Никогда не думала, что Терран – целая планета (гуляй – не хочу) однажды станет мне тюрьмой.

Мир Уровней. Пайнтон.

Кей.

(ЦИФЕi – Иллиум)

С самого утра Кей шагал, не разбирая дороги. Не вчитывался в названия улиц, не смотрел на номера домов – сворачивал туда, куда указывало наитие. Ходьба помогала главному – выжигала злость, все оттенки которой он прочувствовал, силясь заснуть этой ночью.

«Гребаные Информаторы».

Ему хотелось пинать урны, срываться на ком-нибудь; и где-то близко кружило подступающее отчаяние.

А поддаваться безнадеге Кей не привык. И потому переставлял ноги – лишь бы не сидеть, не жалеть себя, не думать.

Миновало одиннадцать утра, затем полдень. Три часа, четыре…

К пяти он устал.

Остановился, огляделся, понял, что раньше в этой окраине города не бывал – сколько километров отмотал – двенадцать, пятнадцать? День, несмотря на осень, как назло душный, жаркий; за плечами мотался пустой бесполезный рюкзак. Гудели стопы; тоскливо ныл желудок.

Вокруг жилой потрепанный, далекий от центра квартал – потрескавшаяся пыльная штукатурка домов, неширокая и не слишком уютная улица. Чуть дальше мост через унылую безымянную речку – тоска.

– Мистер, подай на еду?

Бездомные за последние двое суток попадались ему чаще, чем за всю предыдущую жизнь. Совпадение? Он и раньше их терпеть не мог, но теперь к месту – седой старухе он протянул свой рюкзак, в котором болталась зубная щетка и паста, а также запасное нижнее белье.

– Бери.

Косматая и неопрятная женщина с пропитым, и оттого неприятным лицом, осторожно приняла чужую ношу. А выражение удивленное – зачем?

Он не знал, зачем. Просто потому что это все, что у него осталось, потому что ва-банк. Больше отдавать нечего.

На улице жарко, в голове пусто; на востоке набухала гроза.

Кей больше не знал, что делать, куда идти. Издох не физически, но мысленно, не понимал, о чем нужно думать, что чувствовать. Он отдал все, что имел. Видимо – не хватило. Мелькнула мысль про одежду и обувь, но он откинул ее – бред. Уж если не сработало остальное…

Не заметил, когда от него – человека с пустым взглядом – ретировалась прочь старуха. Слушал, как грохочет далекий пока еще гром, с апатией ощущал, как усиливается, свежеет ветер. Скоро ливанет.

Он впервые сидел прямо на земле, привалившись спиной к шершавой некогда желтой стене панельного дома. Сверху козырек чужого балкона; а вокруг бьет ливень. Грохот; брызги в лицо, на одежду, сложенные на коленях ладони. Пусть. Ему вдруг стало все равно – он впервые в жизни потерялся совершенно. Длительная прогулка опустошила не только желудок, но и голову, чему он был рад. Не осталось ни дальше, ни ближе, ни завтра, ни вчера – только непонятное сейчас, где он заблудился и никому не нужен. Что дальше?

Кей не знал. И потому прикрыл глаза, провалился в безмыслие – научился этому на войне: отключаться, невзирая на внешние обстоятельства. «Перезарядка» – так он это называл.

Весь мир превратился в потоп, шум льющейся с неба воды и редкие вспышки молний. Пахло мокрой пылью.

(Цифеi – Джаггернаут)

Очнулся он оттого, что услышал, как в соседнем проулке надрывно кричит женщина. Точнее, старается кричать – надрывает связки при зажатом чужой ладонью рте. С места сорвался, не думая. Не женщину – молодую девушку – обнаружил прижатой к стене того же дома, у которого сидел сам. И еще троих молодых ребят, судя по фигурам, дружбанов спортзала.

«Не хлюпики, не имбицилы, – отметил автоматически, – а взгляды волчьи».

У бабы уже порвана блузка и испорчен лифчик – одна грудь наголе. И визг истошный, нечеловеческий.

– Не визжи, сучка… Давай по-тихому…

Они желали – прямо здесь, под дождем, пока мирные граждане сидят по домам, – пустить ее по кругу.

И Кей вдруг обрадовался. Понял, что неосознанно мечтал об этом – набить кому-нибудь рожу, выплеснуть, наконец, скопившуюся злобу. Он столько часов подряд «перегревался» головой, что не дождь, а только хорошая драка могла ее остудить. И потому вперед зашагал молча безо всяких там «Эй, вы, оставьте девушку» – незачем предупреждать врагов.

Стыдно признать, ему даже плевать было на даму – ему нужна была рубка.

Заметили его на подходе. Даже успели брякнуть: «Мужик, шуруй отсюда, целее будешь…» Один вытащил нож.

И Кей ввинтился. Так входит в свежее мясо винт от мясорубки – знал, что сейчас он будет выпускать пар, давать себе волю, калечить. Заслужили. Бил прицельно, со всего маху, но так, чтобы не убить, а насладиться – таким он себя не помнил. Злым, сосредоточенным, почти веселым. Хрустели чьи-то руки и носы, сыпались неудачные замахи – он отбивал все точно, играючи. И снова бил сам…

Сколько прошло времени, пока глаза застилала красная пелена, не помнил. Когда очнулся, обрел подобие нормального человеческого мышления (черный пар частично вышел наружу – слава Создателю), увидел, что девчонка сидит у стены, плачет. Лицо закрыто руками. Один насильник ползет по лужам прочь пластом, двое других пытаются бежать. В меру позволения их покалеченных тел.

– Иди сюда, – позвал обиженную. Протянул руку. – Не сиди, холодно. Я провожу.

Она захлебывалась слезами и словами. Говорила, что срезала путь из-за грозы, что ей только до остановки, а там автобус прямо напротив дома, что больше никогда не пойдет этой дорогой.

– Доехать с тобой? – спросил, когда довел до стеклянной будки, у которой останавливался транспорт.

– Нет, спасибо…

Посадил в автобус. Предварительно накинул на плечи, чтобы порванная девичья одежда не привлекала ненужного внимания, свою куртку. Обронил: «Возвращать не надо».

А спустя полчаса, проведенные под проливным дождем, он толкал чужую машину. Все потому, что та не вовремя заглохла посреди дороги, а полный лысоватый мужик, посадивший за руль свою даму, один не справлялся.