Александра Миронова - Перекресток Старого профессора

– А кто? – кокетливо спросила она, выходя в коридор, беря Яна за руку и приноравливаясь к его легким шагам.

– Ты симпатичная кастрюлька, – улыбнулся Ян.

– Что? – возмутилась она и слегка замахнулась, чтобы шлепнуть парня, тот увернулся и отскочил в сторону, Мона попыталась его достать, спустя несколько мгновений они бегали по коридору с дурацким визгом, играя в догонялки, затем Ян припустил по лестнице, Мона последовала за ним. Они ввалились в книгохранилище, и здесь он привлек ее к себе, прошептав на ухо:

– Здесь нет камер.

Спустя два часа девушка вышла из библиотеки, неся под мышкой несколько интересовавших ее книг, они были вырваны из оригинальных обложек и помещены в переплеты толстых романов Жорж Санд и Жюля Верна. Это предложил Ян, он не спрашивал ее, что она задумала, а когда она сама попыталась с ним поделиться, просто прикрыл ей рот ладонью и молча покачал головой, отказываясь знать что-либо и подвергать ее опасности, что он случайно сможет выдать ее тайну.

Мону очень тронул его жест, а еще больше то, что он попытался замаскировать ее книги под легкие романы. Ей не хотелось уходить от него, хотелось остаться, вместе разработать план, но Ян был прав – в этом деле лучше было положиться только на саму себя. Максимальная осторожность – это залог успеха.

И снова ночь она провела с книгами. В этот раз чтение двигалось медленно, со скрипом, словно пыталась толкать в гору заглохший автомобиль. Отвлекалась почти ежеминутно, спустя пару часов начала болеть голова и она чуть было не поддалась соблазну сна. Отложив книги в сторону, Мона открыла окно и высунулась почти по пояс. Ледяная стужа отрезвила, снег запорошил глаза и ворвался в комнату. Если она сейчас сдастся, то никогда не сможет отсюда сбежать. И так и будет жить между почтой, библиотекой и домом графини, куда ее и на порог не пустят.

Почувствовав, что замерзает, снова вернулась к чтению, оставив окно приоткрытым.

К утру у нее был список вопросов, которые она планировала задать Савельичу. Он единственный казался ей более или менее компетентным человеком в бытовых вопросах. И если с хирургией она разобралась в общих чертах, то электричество по-прежнему оставалось загадкой. Во всей книге было слишком мало знакомых слов.

Утром после короткого забытья без снов она с трудом встала, приняла холодный душ, чтобы немного прийти в себя, но ей это не очень помогло. Она спустилась на кухню полная решимости не завтракать – две чашки кофе, и к Савельичу, но уже на лестнице почувствовала дразнящие ароматы. Пытаясь удержать рвущуюся наружу радость, она понеслась вниз, перепрыгивая через две ступеньки, остановилась перед дверью кухни, чтобы немного отдышаться и сделать вид, что для нее это все ничего не значит, но затем плюнула на собственные потуги и широко распахнула дверь.

Графиня хлопотала на кухне. Она носилась от плиты к маленькому столику возле окна, где был уже накрыт завтрак на двоих. Мона заметила свежие булочки, масло, несколько баночек с джемом. Анастасия ловко переворачивала полоски бекона, рядом в сковородке подрумянивалась яичница.

– Мона, я… – графиня растерянно посмотрела на девушку, а та быстрым шагом пересекла кухню, подошла к ней и крепко обняла.

– Простите, я хотела как лучше, – словно маленькая зашептала она.

– Я знаю. – Графиня отложила лопаточку, которую держала в руках, и крепко обняла девушку, легонько покачивая, как маленькую, и целуя в волосы. – Я знаю.

Несколько секунд они постояли обнявшись. Анастасия очнулась первой:

– Да у меня же бекон сейчас сгорит!

Девушка рассмеялась и разжала объятия. Стрелка барометра настроения резко поползла вверх. Словно из ниоткуда появилось чувство собственного всесилия.

– Я сделаю нам кофе, – предложила она, направляясь к кофемашине.

– Мне с молоком, – попросила графиня, ловко собирая прозрачные хрустящие ломтики в тарелку и отставляя ее в сторону.

– Я знаю, – кивнула Мона, и внутри снова стало тепло.

Несколько минут спустя они завтракали за маленьким столиком. Девушка откусила кусочек воздушной булочки и закатила глаза:

– У меня никогда такая вкуснота не получится.

– Вот уж глупости, – смеясь, запротестовала графиня, – я вот вообще до двадцати лет готовить не умела. Невелика наука.

– Нет-нет, это талант! – горячо заверила ее Мона. – У меня вот руки не из того места растут.

– Кто вам сказал такую глупость? – Анастасия промокнула губы салфеткой и отложила ее в сторону, сердито глядя на подругу.

Та вдруг помрачнела. Ну что она вечно все портит?

– Папа, – честно ответила она и отвела глаза.

– Папа, наверное, боялся, что вы можете пораниться или обжечься, ох уж эти любящие папы, – покачала она головой.

– Вовсе нет, – глухо ответила Мона, резко почувствовав, что уже наелась. Она отодвинула в сторону тарелку с яичницей, к которой даже не прикоснулась, и взяла чашку кофе. Черный, без сахара. Сделала глоток.

– Точно вам говорю, – графиня уловила перемену в настроении, но продолжала натужно изображать энтузиазм, – это как в сказке про Спящую красавицу, помните? Когда король приказал спрятать все веретена, потому что боялся, что дочка уколется.

– Я не знаю эту сказку. – Мона резко отодвинула стул и встала. – Спасибо за завтрак, графиня. – Подхватив тарелку, она направилась к мойке.

– Мона, – беспомощно позвала Анастасия.

– Знаете… вашим детям очень повезло, графиня. Им досталась самая лучшая мать, которая в них верит. – Не поворачиваясь к Анастасии, она выбросила яичницу и поставила тарелку в посудомойку. Несколько секунд ей понадобилось, чтобы взять себя в руки. Никакой рефлексии, только четко намеченный план. Как говорит все тот же папа, с детства упрекавший ее в излишней плаксивости, чувствам здесь не место.

– Графиня, – она обернулась и даже смогла улыбнуться, – вы научите меня сервировать стол и чистить серебро?

– Конечно, – та с радостью переключилась на другую тему, встала и начала быстро убирать со стола. Мона присоединилась к ней, и утро потекло своим чередом.

После того как с уборкой было покончено, девушка вместе с графиней начали доставать из сервантов салфетки, посуду, столовые приборы. Анастасия по ходу объясняла Моне значение каждого из них. Та и сама прекрасно знала, чем вилка для рыбы отличается от вилки для мяса, но виду не подавала, охотно кивала и даже задавала наводящие вопросы. Графиня, воодушевленная благодарным слушателем, расправила плечи, все больше входя в кураж и вспоминая истории из детства, из той жизни, что была до встречи с роковой любовью.

– Знаете, я ведь из профессорской семьи, – поведала Анастасия, раскладывая вилки и ножи вокруг тарелки в четком порядке, – моя бабушка была очень строга к поведению за столом. Всегда говорила, что культура начинается с малого – с использования столовых приборов и салфеток. Одно из моих самых ярких воспоминаний, это когда меня выгнали из-за стола. Мне было, наверное, года четыре.