Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

Вообще на поверхности участковому стало резко хуже, как будто под землёй его поддерживала какая-то сила, а на поверхности поддерживать перестала. И он не очень хорошо помнил, куда они приехали. Он только помнил, что ему сделали какие-то уколы и положили на кровать, и он заснул…

Дверь открылась, в комнату вошёл тот же аккуратный мужик, неся в руках поднос. На подносе была тарелка с горячей кашей. Вслед за ним в комнату вошёл Степан и сказал:

– Ты ешь, а я тебе буду рассказывать. Значит, так. Рану твою зашили, но за день-два она у тебя не пройдёт. Здесь ты в безопасности. Начальство думает, что ты в отпуске. А твои знакомые думают, что тебя сожрал ящер.

– Ой, как нехорошо, – отозвался аккуратный.

– Они не знают, что ты жив, – продолжал Степан. – И слава богу. Им пока лучше этого не знать. Твои провожатые на обратном пути наткнулись на другой спецназ, тот, который тренировался на речке Маныч. Ну, в общем, они этих двоих твоих друзей сильно побили и увели с собой. С ними был полковник из Москвы. И они вообще люди непростые. Так что они этих двоих скоро не выпустят. И даже главный почитатель крокодила ничего про тебя не узнает. Пока ты на хутор не вернёшься. Лежи тут спокойно, выздоравливай. На ребят можешь положиться. Это монахи, они тебя не выдадут. Они тут спокойно живут, никто и не знает, что они Богу молятся. А они молятся, и Бог их слышит. У них пасека почти сто ульев, в колхоз записались, мёд сдают, живут себе на отшибе, никто тут не ходит. Я считаю, хорошо устроились. Они тебя молиться тащить не будут, но и прогонять не будут, если захочешь. А так – нормальные мужики. Всё умеют, всё у них есть. Отец Пётр врач по образованию. – Степан кивнул в сторону аккуратного мужика. – Так что ты в хороших руках.

– В миру в больнице работал, – отозвался отец Пётр.

– Все сидели, – продолжал Степан, – наши люди, во всём помогут. Теперь про ящера слушай! Он-таки пролез по Дарьинским пещерам, выплыл в озеро и утащил корову. На глазах у пастуха. Я сам не ожидал, что он там пролезет по пещерам и аж наверх выйдет. И это сейчас наша главная забота. Потому что он наверх пятьсот лет не выходил. И если он вылез вообще из-под земли, значит, у него дело какое-то. Или его выманили.

Степан выглядел озабоченным и встревоженным.

– Какое у него дело, а? Отец Пётр? Не знаешь? – спросил он.

– Война? – ответил отец Пётр вопросом на вопрос.

– Война, – отозвался Степан машинально, думая о своём. И продолжал:

– Спецназ скажет танкистам, те приедут на танках и будут его подстерегать. А то ещё застрелят из пушки с перепугу. А нам нужно эту гадину загнать обратно. И желательно целую, не раненую.

– А как это сделать? – спросил участковый.

– Там видно будет, – ответил Степан. – Но ты пока про это не думай, а то ты сам зелёный, не знаешь ничего. И ничего ты всё равно не придумаешь. Я потом за тобой приеду, а сейчас мне быстро надо в Аксай.

Степан уехал, вернее, ушёл пешком. До дороги было не очень далеко, всего километра три. Чтобы участковый не скучал, ему принесли книгу писателя Лескова. Участковый открыл наудачу и стал читать про какого-то грека, у которого был друг жид, и жид этот почему-то был бедный. И тот грек давал жиду деньги, чтобы он снарядил корабль. И жид снаряжал корабль. И куда-то на этом корабле уплывал. И возвращался без денег. И тот опять давал жиду деньги. И жид опять снаряжал корабль. И опять уплывал. И опять возвращался без денег. Книга оказалась хорошей, потому что от неё участковый уснул очень крепким, счастливым каким-то сном и проснулся где-то под вечер. Рядом с кроватью он увидел прислонённые к стене костыли. И подумал, что до ветру вполне может пойти на этих костылях. На спинке стула висели какие-то штаны, приготовленные скорее всего для него. А на сиденье лежал свитер. Одевшись, участковый встал на костыли и, довольно ловко передвигаясь на них, вышел из дома. Туалет оказался чистый и удобный, почти как в городе. В коробке лежали нарезанные газетные листы.

На обратном пути участковый увидел хозяев. Четверо мужчин стояли на коленях на веранде с другой стороны дома перед небольшим деревянным крестом. Они негромко повторяли хором, не особенно торопясь, одну единственную фразу:

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных, – и снова: – Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных.

Ничего особенного участковый в этом не видел. Ну, молятся, ему и раньше приходилось видеть молящихся людей. Но он почему-то остановился и стоял, опираясь на костыли, и слушал негромкие голоса, раз за разом спокойно, без особого рвения повторяющие одну фразу. Он не мог понять, что его поразило во всём этом. Почему это представляется ему таким неправдоподобно странным, что в этой молитве заставляет стоять, не шелохнувшись, и слушать?

И он понял. Был ранний вечер, солнце садилось. Рядом с домиком начиналась лесополоса. В ней стояли ульи. Перед лесополосой было поле сурепки, уходящее к горизонту. Четыре мужских голоса на веранде повторяли одну фразу. Повторяли вполголоса, и, кроме неё, не было никаких обычных для этого места звуков. Ветер на открытом пространстве замер. Деревья стояли неподвижно, кроны их молчали. Птицы не подавали голоса, даже воробьи не чирикали. Пчёлы не летали и не жужжали. Кузнечики не стрекотали. Как будто мир, окружающий веранду с четырьмя молящимися людьми, затих специально на время, пока они молятся. Степан говорил, что Бог слышит их молитвы. Каждый бы услышал, когда такая тишина.

А вот пробуждение Константина и Анатолия не было вызвано какими-то внешними причинами, в отличие от пробуждения участкового. Никто не входил и их не будил своим присутствием. Они проснулись просто оттого, что выспались, причём проснулись одновременно, как по команде.

Они лежали в кроватях, на чистой постели, боли не было, происшедшее в подземелье представлялось бы сном, если б не фиксирующие повязки. У Анатолия такая повязка была на руке и фиксировала она два пальца – большой и указательный. Выглядело это так, будто он изображает, что у него пистолет, которым он, впав в детство, пугает других детей.

У Константина повязка выглядела не так забавно. Она была плотно наложена на всю верхнюю часть тела, почти до пояса, и фиксировала левое плечо. Но гипса точно не было, фиксация достигалась с помощью тонких шин – полос то ли из дерева, то ли из пластмассы, что было странно, так как обычно при переломах на советского человека щедро накладывались килограммы гипса, чтобы он понял, что чувствует черепаха, имея панцирь. А эти перевязки были удобные, надёжные, лёгкие, какие-то не наши. Кто их накладывал и когда – этого ни Анатолий, ни Константин не помнили.