Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

Стояло лето – жаркое, полное слепящего веселого солнца, казалось, что мир застыл, что больше никогда не будет никаких перемен. Спокойствие, тепло и беззаботность воцарились навечно. Силы природы служат человеку, стихии подконтрольны. Да, именно так, все стихии у нас в СССР полностью под контролем. Ну и выяснилось в июле, что не так уж они под контролем. Не все, по крайней мере. В особенности те, о которых нельзя было писать в советский газетах, ибо такого рода стихии официально не существовали.

Это последнее, чем я дополню рукопись. Положу листок в начале. Вот мои старые записки, я не буду их перечитывать.

.

Смотришь, бывало, на родной совхоз и думаешь: «Какая скука!» Но ты не прав, просто ты не умеешь смотреть. Или, может, смотреть ты умеешь, а вот видеть ты не умеешь. Одно дело – то, что сразу бросается в глаза. И совсем другое то, что вообще увидит далеко не каждый. Скрытое от поверхностного взгляда, странное, не поддающееся определению, но подчинённое железному внутреннему порядку. Ты понимаешь, что это так, и никак иначе быть не может. А почему – этого ты не объяснишь, как бы ни старался. Даже самому себе не объяснишь. Вот это оно главное и есть, и присутствует оно в нашем совхозе в достаточном количестве, несмотря на отдельные недостатки, которые отмечаются. И тот, кто сводит нашу реальность к поломанным ящикам, пьющим скотникам, отсутствию в совхозе балета и другим проявлениям серой деревенской жизни, совершает грустную, хоть и очень распространённую ошибку.

Короче, это тогда вот тут всё и началось. На хуторе Усьман. Что Багаевского района Ростовской области (обожаю эту конструкцию, «что Багаевского района…», советский газетный стилистический изумруд).

Правда, мужики показывают пальцем на лоб, мол, дурак, и сами не верят в то, что это действительно было. Хоть и видели всё своими глазами. Ну видели. И что? Проходит время, и начинает казаться, что вроде оно и было… Но что – точно неизвестно. И уже не помнишь, сам ты видел или слышал от кого-то? А ведь этот кто-то мог и приврать.

Но я-то всё отлично помню. Я к тому же всех знаю на хуторе, так как сам отсюда. В то лето меня как раз выгнали из газеты «Семикаракорский комсомолец», причём выгнали, как мне сказали, за безыдейное отсутствие горизонтов. И я стал нарочно писать про этого вампира. Вот, мол, вам репортаж из советского села: заготовка кормов, огурцы и вампир. Я всех расспрашивал, вникал, так что я вообще по вампиру в курсе дела.

А не верят мужики, потому что – как в такое поверить? Ну вы сами посудите. Откуда в Советском Союзе вампир?

У нас в Советском Союзе много чего было – ракеты и танки, и комбайны, и Цимлянское водохранилище. У нас были коммунисты и беспартийные, авторская песня и профсоюзные работники. А вот вампиров – извините! Чего-чего, а уж вампиров никак не могло быть. Если Бога нет, то тогда вампиров тем более нет. Потому что Бог – это ещё туда-сюда. Бога по-любому потрогать нельзя, он где-то там, непонятно где. Из-за этого мы в нашей повседневной жизни не так уж сильно чувствуем, есть он или нет. А вот вампира можно и почувствовать, и потрогать, и он сам может тебя так потрогать, что ты врежешь, как говорится, дуба от ужаса и потери крови. Ну, в том смысле, что Бог далеко, а вампир может оказаться очень близко. Поэтому в рамках последовательного атеистического мировоззрения несуществование вампиров должно ощущаться даже острее, чем несуществование самого Бога.

На селе всё должно иметь научное объяснение. Когда туман поднимается на полях – значит, земля холоднее воздуха, от этого воздух резко охлаждается, вот влага и конденсируется. Всё по-научному. А когда человек из могилы встаёт и у живых кровь пьёт – на это наука объяснения не имеет. Ни психология это тебе не объяснит, ни медицина, ни марксизм-ленинизм, у которого, как известно, есть три источника и три составные части… Вот идёт мужик по полю. Споткнулся, упал и разбил себе губу. Чем ты это объяснишь? Ну, например, тем, что мужик был бухой. Это какое-никакое, но всё-таки научное объяснение. Но чтоб человек вчера умер, а сегодня ночью по хутору ходил, да ещё чтоб его никто не узнавал…

В общем, мужики теперь и сами не верят… А пять могил на кладбище ты куда денешь? А сгоревший автобусик? И не только автобусик, но и дом работника совхоза, товарища Фролова В. П, на месте которого теперь заброшенное пепелище. А Хорошеева, первого секретаря райкома партии, – убрали, как говорится, от греха подальше после этого дела. Перевели х** знает куда – не то в Краснодарский край, не то в Ставропольский – потому что негоже партийному руководителю у себя в районе вампиров разводить.

Партийные органы оказались против вампира бессильны. Военные вроде бы потом помогли, но сначала только хуже наделали. Одна милиция оказалась на высоте. Но это в переносном смысле, так как милиция оказалась на самом деле не на высоте, а под землёй, в глубоких пещерах, оказывая там помощь гражданам, защищая их от разных необъяснимых явлений. Но сначала, как я уже подчёркивал, ни х**а никто не мог поделать. Вы извините, что я выражаюсь – это я от волнения. Это ж я пишу – никому не показываю, а вас, дорогие друзья, я для себя придумываю: иначе – как писать? Нас про урожай писать учили, про социалистическое соревнование писать учили. Даже про любовь, если она моральному облику строителя коммунизма соответствует, – нас писать тоже учили. А про вампира – твою ж мать! – нас писать никто не учил.

Уже потом, по прошествии времени, появление этого вампира у меня почему-то связалось с развалом Советского Союза. Что меня поразило? Советский Союз ну никак не мог развалиться. Ну никак не мог! А он растаял, исчез из воздуха вокруг нас, это было как мистика какая-то хренова. Главное, всё вроде стоит, как стояло. Те же дома, улицы… Да что я говорю, люди – те же! Всё – то же. А Советского Союза нет. И ты смотришь в окно, видишь то, что сто раз видел, и понимаешь – это больше не Советский Союз, это теперь что-то другое. Но как?! А вот так. Не Советский Союз, и всё. И магазин больше – не Советский Союз, и кирпичный забор за магазином – тоже теперь не Советский Союз. И слово, написанное на заборе, – тоже уже не Советский Союз. Причём слово – не обязательно плохое. Слова, между прочим, на заборе разные писали. Я, например, однажды видел слово «экзистенциализм». Но это не у нас на хуторе, конечно. Это в городе. В Ростове-на-Дону. Я там учился в университете на факультете журналистики.