Виктор Мережко - Входя в дом, оглянись

— Жалко будет, если потеряешь?

— Хочешь посадить?

— Если посажу, то только с твоего согласия.

Нинка снова задумалась:

— А какой интерес, если посадим?

— Молодец. Это как раз мое первое соображение. Посадить не проблема, а вот зачем?

— Согласна, навара никакого. Голый. Что с него возьмешь?

— Наводящий вопрос. Ведет себя хлопчик нормально? Не выпивает, не безобразничает? Не таскает телок?

— Вроде ничего такого не замечала. Ровный как шпала. А вот Савостина, по-моему, на него глаз положила.

— А он?

— Он?.. По-моему, по барабану.

— Что такое муж Савостиной? — спросил капитан.

— Алконавт. Либо пьет, либо кается перед Тонькой. Любит ее, идиот, до осатанения.

— Старше жены?

— В этом как раз и проблема. Машинка от переживаний почти не работает.

Муромов подумал, цокнул языком.

— В чужое болото лезть себе дороже, — почесал он затылок. Потом достал из ящика стола пакет с деньгами. — Здесь семьдесят три тысячи.

— Сучонок. Неплохо погулял. Двадцать семь успел спустить. Как думаешь, сколько можно с Савостиной срубить? Если пол-лимона?

— Не-е, Нинок, — поднял руки Муромов. — Не втягивай меня в эту бодягу. Разбирайся сама. Пареньку и без того годика три-четыре светит.

— Сколько? — вскинула брови Нинка. — Чего так круто?

— Во-первых, рецидив. Он же только недавно освободился.

— Иди ты?!

— Ты иди, а я посижу, — засмеялся Муромов. — Почти полтора года.

— Е-мое… А я, дура, губы раскатала. Чуть было не втюхалась. — Нинка внимательно посмотрела на мента, попросила: — Давай не будем сажать. Хороший мужичок. Может, выправится.

— Решай, — развел руками капитан. — По старой дружбе дело пока могу придержать. Оно еще не пошло на регистрацию.

— Придержи. Если Антонину нагну на что-то серьезное, скажу тебе.

Капитан раздраженно глянул на нее, повторно предупредил:

— Сказал же, бабки с этого дела брать не буду! — Он принялся быстро собирать бумаги. — Ладно, свободна.

— А эти? — Нинка попыталась дотянуться до пакета с деньгами. — Это ж мои.

Он отвел ее руку.

— Аккуратно, пожалуйста. Это вещдок! Остается в отделении, — поднялся, глянул на часы. — Беседа окончена, у начальника через пять минут планерка.

— А мне с Артуром как поговорить?

— Сейчас дам команду. — Муромов вернулся к столу, взял какие-то бумаги, предупредил: — Только так… Поменьше языком мельтеши.

— Паш, ты чего? Когда такое бывало? Я ж как тот железный забор — двадцать в длину, три в вышину. Глухо.

— Я предупредил, — капитан нажал кнопку вызова. — Дежурный, приведите в десятый кабинет задержанного Гордеева. — Он подмигнул приятельнице. — Тут вам никто мешать не будет. Поворкуйте.

В «обезьяннике» Артур сидел не один. По углам расположились два мужика бомжеватого вида, три гастарбайтера и один щеголевато одетый парень чуть за двадцать. Когда в коридоре появился лейтенант, щеголь первым покинул скамейку, нервно вцепился в решетки.

— Товарищ лейтенант! Я сын Георгия Петровича Остапчука. Он банкир. Соедините меня с ним. Пожалуйста, я все объясню. Это ошибка. Недоразумение. Посмотрите на меня, разве я похож на кого-нибудь из этих?

Сотрудник молча отомкнул клетку, с силой оттолкнул парня.

— Отошел.

— Но я ведь прошу только позвонить отцу. Товарищ лейтенант!..

— Отошел, сказал! — лейтенант снова оттолкнул его. Махнул Артуру: — Гордеев?

— Гордеев, — неуверенно кивнул Артур, поднимаясь. — Так точно.

— На выход.

Запер за ним дверь, и они вместе зашагали по лестнице на второй этаж.

При виде Артура Нинка не выразила никаких эмоций: смотрела на исхудавшего и мятого парня спокойно, с бабьим неуважением, не сразу указала на стул.

— Ну, садись, кавалер.

Лейтенант ушел, плотно закрыв за собой дверь. Гордеев остался стоять, слегка раскачиваясь с пятки на носок.

— В ментуре служишь?

— По совместительству, — ухмыльнулась Нинка и повторила: — Сядь, говорю!

Артур нехотя выполнил приказ.

— Ну?

— Подкову гну. Будешь рогом переть, вообще разговор не получится.

— С тобой разговор?

— Со мной. Считай, теперь я тут главная.

— Ну давай, — ухмыльнулся Артур, закинув ногу на ногу. — Только без морали.

— Ты мне никто, чтоб мораль читать. И про украденные бабки тоже пытать не буду.

— Про чего тогда?

— Про чего? — Нинка исподлобья внимательно посмотрела на него. — Про тебя, милый. Будем думать, как из этого веретена выкручиваться.

— Душа за меня болит, что ли?

— А представь!.. Было б тебе годков сорок, наплевать и забыть. Поздно переделывать. А тут совсем зеленый мурцовник. Жалко, если второй раз по шпалам погонят. Обратной дороги может и не быть.

— Судьба, — пожал плечами Гордеев.

— Слышь, давай без этого, ладно?! Я зачем сюда приперлась? Все побросала и приперлась. Зачем?

— Меня выручать, — нагловато усмехнулся Артур.

— Вот именно.

— Опять же не вижу твоего смысла!

— Человеческий смысл! Людской! — Нинка поднялась, подошла к нему. — Я с ментом почти все уже обговорила. Он готов закрыть дело и выпустить тебя. Теперь все дело в бабках. Нужно добыть их.

— Я вот добыл, теперь в ментуре.

— Слушай, кончай. Тут другая сумма. Серьезная.

— Какая?

— Скажу, плохо станет.

— Ну?

— Тебе лучше не знать! Нужно найти дуболома, кто мог бы отвалить такие деньги. Причем сегодня. Сейчас. Иначе завтра будет поздно.

— Даже не представляю. Нет таких.

Нинка с загадочным взглядом посмотрела на него:

— А если Савостину дернуть? Антонину.

— Не даст. С чего это вдруг? Во-первых, она мне никто. А во-вторых, я ушел от них.

Нинка встала, подошла ближе, заговорила потише:

— Во-первых, она тебе родня…

— Какая там родня?

— Молчи. Ни слова больше. Почти родня. А во-вторых… во-вторых, разве не замечал, как она шарит тебя глазами? Замечал или не замечал?

— Ну, замечал, — не сразу ответил Артур.

— И не просто шарит, а сожрать, проглотить готова! — продолжала наступать Нинка. — Разве тебе это ни о чем не говорит?

— У нее муж.

— Послушай, парень! Давай не будем, а? Не дети, сами все понимаем.

— Ну, не совсем же она дура, чтоб за меня деньги платить.

— Дура. Полная. Она втюханная. Понимаешь, втюханная. А в таком состоянии с бабой можно делать что угодно, не говоря уже про бабки! Эта ж корова потом гордиться будет, что спасла тебя от тюрьмы.

— Она в курсе, что я у тебя… это? — спросил Артур.

— В курсе. Я сказала.

— А Михаил?

— Не дай боже!.. Тот вообще за рубль в церкви повесится! — Нинка вернулась на место, сдула волосы с вспотевшего лба. — Значит, действуем так. Я сейчас еду к себе, нахожу Антонину, все ей излагаю.

— А мне чего делать?

— Ждать. Тебя куда засунули? В обезьянник?

— А куда ж еще?