Лаура Ли Гурк - С мыслями о соблазнении

− Тебя все это забавляет, − обвиняющее заключил он. – Эта женщина разнесла

меня в пух и прах и, вполне вероятно, уничтожила все шансы моей пьесы на

успех, а тебя это веселит.

Гарри не стал отрицать:

− Ты меня в этом винишь? По мне, так ты получил ровно то, чего

заслуживаешь. Качество твоих работ стало ухудшаться с тех пор, как ты

отправился в Италию. Писал ты быстро, но содержание страдало. Каждый

роман, каждый рассказ становился чуть легче, чуть мельче, пока я не перестал

узнавать тот блестящий талант, который впервые опубликовал восемнадцать лет

тому назад. Я пытался тебя предостеречь. Пытался сказать, что стоит

попридержать коней. Отправлял тебе письмо за письмом, но ты не слушал. Не

обращал внимания на мои просьбы внести исправления и не оставлял мне иного

выбора, кроме как публиковать твои работы в первозданном виде, дав критикам

повод не оставить от них камня на камне. Что они и принялись делать с

утомительным постоянством.

− Гарри…

− Продажи твоих последних книг неуклонно падали, − перебил Гарри, не дав

ему закончить. − Последний роман был обещан мне еще три года назад, роман,

за который тебе уже частично заплачено, но я до сих пор не увидел ни единой

страницы рукописи. Но, несмотря на то что твоя карьера шла ко дну, ты, судя по

всему, весьма приятно проводил время в Венеции. Я слышал обо всех этих

гулянках, женщинах и совместных с Сент-Сайресом эскападах по городу…

Себастьян застыл, опасаясь самого худшего.

− Что он тебе рассказал?

− Можешь отдать парню должное. Он ничего не рассказывал. Но ему и не

нужно было, Себастьян. Об этом писали во всех скандальных газетенках,

включая мою. Я прочитал о твоих подвигах в собственной проклятой газете. И

как я уже говорил, неоднократно писал тебе о своих тревогах, но не получал

ответа. Ты даже не потрудился ответить, когда я телеграфировал тебе о том, что

женился и что мы с женой собираемся в наш медовый месяц посетить

Флоренцию, потому как я хочу познакомить ее с тобой.

− Тебе требовался лишь предлог, чтобы увидеться со мной, потому что тебе

нужна была чертова книга, − парировал Себастьян.

− Именно, а вовсе не потому, что мы вроде как друзья.

Себастьян резко втянул воздух, эти слова подействовали на него, словно удар

хлыста.

− Вообрази мое удивление, − продолжал Гарри, – когда навестив

твой пансион во Флоренции, я обнаружил, что ты там больше не живешь.

Совершая осмотр местных достопримечательностей, я выяснил, что ты уже

несколько месяцев, как отправился посмотреть Швейцарию.

− Отправился посмотреть? Ради всего святого, я же не шлялся по европейским

столицам, словно какой-нибудь благоговеющий американец с «Бедекером» [1]!

Я… − Он умолк, потому как вовсе не намерен был выкладывать издателю

причину, приведшую его в Швейцарию. Но прежде чем он успел придумать

другое правдоподобное объяснение, Гарри заговорил вновь.

− Я знаю, чем ты там занимался.

− В самом деле? – спросил Себастьян в то время, как разум его пытался это

опровергнуть.

« Ты не знаешь , − думал он. – Не можешь знать. Никто не знает ».

− Твоя тетушка оказалась весьма добра и объяснила, что ты чувствуешь себя

превосходно, отсиживаясь в одном альпийском домике и работая над книгой.

Себастьяна затопило чувство облегчения. Конечно же, тетя Матильда. Она

знала лишь то, о чем он сам ей сказал, и, принимая все за чистую монету,

передавала эти сведения его знакомым и друзьям.

− Но прошел еще один год, − продолжал Гарри, − а потом еще один, и еще, и

что же, я так и не получил от тебя ни книги, ни весточки. Единственной

причиной, по которой я знал, что ты еще не умер, была Матильда, уверявшая

меня, что ты действительно работаешь над рукописью. И вот, прошлой осенью,

на одном балу мне посчастливилось встретить Ротерштейна. Представь мое

удивление, когда от него я узнал, что в апреле в «Олд Вике» ставится твоя новая

пьеса. Будучи в Швейцарии, ты вовсе не писал обещанный мне роман. Ты писал

пьесу для него.

− Но я…

− И теперь, по прошествии всего, ты влетаешь сюда, полный праведного

негодования, прерываешь меня посреди встречи, чего-то требуешь и жалуешься

на свой чертов низкий доход? Прости, если я не сумел в должной мере тебе

посочувствовать.

С этим Себастьян не мог поспорить. Все сказанное было правдой, и его издатель

обвинял его куда меньше, чем он заслуживал. Обида померкла, оставив лишь

ужасное чувство беспомощности. Он подался вперед, с размаху поставил локти

на край стола и потер лицо ладонями.

− Я написал эту пьесу еще до отъезда из Италии, − пробормотал он, оперевшись

о руки лбом. – Я ничего не писал в Швейцарии.

− Тогда какого дьявола ты там делал?

Приподняв голову, Себастьян взглянул на Марлоу. Он не мог рассказать ему о

своем пребывании в Швейцарии – о том долгом, мучительном отвыкании от

кокаина и последовавшем за ним упадке творческих сил. О тех бесконечных

часах, когда он сидел, уставившись на чистый лист бумаги, не чувствуя ни

единого проблеска вдохновения, а лишь отчаянную жажду наркотика, которого

не мог более получить. О том, как от отчаяния пытался отвлечься на что-то

другое – карабкался на горы, пересекал ущелья, учился ходить на лыжах и

снегоступах. Черт побери, даже учился доить козу. Что угодно, лишь бы забыть

о кокаине, единственной вещи, позволявшей ему с легкостью писать.

Пришло время взглянуть правде в глаза, не так ли? Он выпрямился в кресле.

− Я закончил пьесу три года назад, и это последняя написанная мною вещь.

После я пытался, но все без толку. Гарри, я больше не могу писать.

Взгляд Гарри был задумчив и не лишен сострадания.

− У всех писателей случаются периоды застоя. В твоем случае он вполне

объясним. За короткое время ты проделал огромную работу. Это временно,

Себастьян. Это пройдет.

− Нет, Гарри. – Пытаясь писать без кокаина, он чувствовал себя тонущей в

патоке мухой. – Эта пьеса, эта глупая, скучная пьеса будет последним, что я

напишу. Я устал. – Он откинулся на спинку кресла. – Я так чертовки устал.

Гарри сцепил руки на столе.

− Я никогда не даю советов своим авторам, потому что обычно это пустая трата

времени. Но тебе я все же скажу. Для разнообразия пойди мне навстречу и

прими его. – Он умолк, а когда заговорил вновь, голос его был столь серьезен,

что Себастьян просто не смог пропустить слова друга мимо ушей. – Прекрати

бичевать себя из-за нескольких недотянувших до совершенства рассказов.

Перестань идти на поводу у своих сомнений. – Он откинулся на спинку кресла.