Дарья Кузнецова - Модус вивенди

– Я был предупреждать.

В повисшей плотной и неподвижной тишине низкий хриплый голос Ветрова, промодулированный переводчиком, прозвучал особенно отчетливо и даже зловеще.

Чтобы не выругаться, пришлось раздраженно закусить губу. Не время сейчас было скандалить между собой; вот если выживем, тогда и выскажу Одержимому собственное недовольство. Ох уж мне эти мужчины с их благородной прямолинейностью! Нет, я была благодарна ротмистру за защиту, но… можно было обойтись без трупа? Почему если отрывать, то сразу голову? И зачем вообще что-то отрывать?! В конце концов, убивать меня этот страж явно не собирался, можно было обойтись симметричным ответом!

Спорщики на арене замерли. Вообще все вокруг замерли, весь мир на несколько секунд остановился, будто привыкая к какому-то резкому и неожиданному изменению. А потом присутствующие взбурлили оживленным шушуканьем, волнами подаваясь от нас в стороны. В шелесте голосов чудились испуг, растерянность и недоверие.

Старший из до сих пор не шелохнувшихся танцоров принял странную и даже почти забавную позу: согнув колесом спину, раскинул руки в стороны параллельно полу, став похожим на грифа-стервятника. Но на окружающих эта поза произвела отрезвляющее воздействие. Перешептывания стихли, младший танцор достал откуда-то свой плащ и удивительно поспешно слился, смешавшись с толпой.

Старший же, вытянув руки вдоль тела, скользящим шагом подошел к нам. Замер на расстоянии метра с бесстрастным выражением лица, разглядывая обоих. Я чувствовала, как напрягся под этим взглядом Ветров, кажется, готовый в любой момент повторить удар, но вар не спешил нападать.

– Ты причинить смерть. Почему? – проговорил инородец. Кажется, выражать эмоции в устной речи они не умели совершенно и использовать для этого мимику не привыкли. Но мне показалось, что на внезапную смерть сородича мужчина отреагировал любопытством. А вот чего в нем совершенно определенно не было, так это обиды или гнева.

– А как же не тема для разговор? – со смешком уточнил Ветров, вызвав у меня желание его стукнуть.

– Ты уметь…? – спокойно уточнил вар, опять использовав то странное слово, определявшее их разговор жестами.

– Ветров! – одернула я явно готового вступить в полемику Одержимого. Тот на мгновение запнулся, явно борясь с раздражением и сдерживаясь от ругательств, после чего все-таки ответил на первый вопрос:

– Он был пытаться бить. Я был предупреждать. Он был не слушать.

– Был пытаться бить ты? – уточнил танцор.

– Нет. Он, – ротмистр дернул локтями, видимо, указывая на меня. Было непонятно, почему он до сих пор не выпустил меня из охапки, хотя основная опасность миновала, но я предпочла промолчать. В конце концов, ничего столь уж предосудительного Ветров не делал, обнимал исключительно прилично, а мешать ему выполнять его работу так, как он сам считал нужным, я не хотела. Во всяком случае, пока он не мешает мне. Да и, если уж совсем честно, мне самой так было спокойней: я теперь окончательно убедилась в способности Одержимого защитить меня от палачей и расстаться с этой защитой пока была не готова.

Вар некоторое время продолжал стоять неподвижно, мы напротив него – тоже. Потом мой капюшон как будто дернуло порывом ветра, срывая с головы. На мгновение стало очень страшно. Руки Ветрова сжали меня чуть крепче, а вокруг ощутимо потемнело, будто мы смотрели на мир сквозь плотную вуаль.

Но больше ничего не случилось. Присутствующие не двинулись со своих мест в стремлении немедленно меня убить, а наш собеседник только пристально впился взглядом в мое лицо. И мне ничего не оставалось, как разглядывать его в ответ.

Я, наверное, была первым человеком за всю историю контактов двух видов, глядящим в глаза живого вара. От этой мысли было тревожно и захватывало дух, как будто я стояла над пропастью и намеревалась в нее прыгнуть.

Глаза у инородца были странные – несколько больше человеческих, с очень широкой серебристой радужкой с отчетливо блестящими в глубине искорками, – похожие на ту ткань, из которой они делали свои плащи. Узкое лицо с выраженными скулами и надбровными дугами, тонкие губы, острый подбородок, совершенно человеческие морщинки в уголках глаз и губ. Если бы он был человеком, я бы при ближайшем рассмотрении дала ему лет шестьдесят-семьдесят. Современных, при средней продолжительности жизни порядка ста лет.

Немая сцена длилась несколько долгих секунд, и самым громким звуком в окружающей тишине мне казалось собственное дыхание и встревоженно-торопливый стук сердца. Полностью сосредоточившись на том, чтобы не шевелиться и держать лицо неподвижным как восковая маска, я мысленно молилась, чтобы удача не изменила нам и дальше.

В конце концов незнакомец, кажется, насмотрелся и сделал какой-то вывод.

– Да, – тихо проговорил он, скользнув безразличным холодным взглядом по мертвому телу сородича. – Долг и право, – пояснил он явно для нас и сделал какой-то сложный жест ладонями – для своих. Мой капюшон был вежливо и аккуратно возвращен на место, и я позволила себе немного расслабиться. – Отдыхать, – скомандовал вар, опять одновременно отдавая жестами какую-то команду. Без споров и возражений окружающие начали дисциплинированно расходиться, тихонько шушукаясь между собой и, кажется, с любопытством поглядывая на нас.

Революцию отменили указом свыше?

– Я хотеть задавать вопросы, – сообщила я, немного осмелев в связи с неожиданной общительностью незнакомца.

– Не время разговор, – спокойно возразил он. Это было уже что-то новенькое, отличное от «тема не разговор», и внушило оптимизм. – Время думать и «общаться жестами». Вы отдыхать, – повторил вар. – Он проводить, – добавил он, когда рядом с нами остановилась фигура в плаще. И я не стала упорствовать. Во-первых, мне понравился его ответ, дававший надежду на продолжение разговора, а во-вторых, я порадовалась предоставленной возможности немного обдумать происходящее. Я привыкла к размеренной жизни, когда все идет ровно и без особенных потрясений, – у меня даже работа обычно протекала без подобных экстремальных поворотов и трупов! – и очень не любила, когда события начинали сыпаться на голову как из рога изобилия. А последнее время, с момента знакомства с Одержимым, это случалось удручающе часто. Даже появилось ощущение, что это именно он притянул себе на голову последние происшествия, а я просто удачно оказалась рядом.

Но интуиция цесаревича определенно была достойна восхищения.

По сложившейся традиции до временного дома мы добирались в молчании. Сопровождающий не пытался нарушить тишину и что-то у нас узнать, а мы думали каждый о своем. Впрочем, внятных результатов эти размышления иметь не могли: мысли заполошно скакали с одного вопроса на другой и никак не хотели укладываться в ровные цепочки. Я то строила предположения, свидетелем какого скандала мы стали и почему он так быстро и скомканно завершился, то гадала о личности главного нашего собеседника, то пыталась придумать, почему тот столь спокойно отреагировал на смерть сородича. Двух, если считать моего предыдущего собеседника. Да и слишком агрессивное поведение Одержимого не давало покоя. И странная реакция плаща на его слова. И еще тысяча мелких и крупных вопросов, толкающихся и наползающих друг на друга.