Анна Малышева - Трудно допросить собственную душу

– Нет, Аня… Я…

– Да хватит, хватит! – неизвестно почему воскликнула она. – Я сама знаю, что виновата, но сколько можно об этом говорить!

– Я-то ни слова не сказал…

– Ну да. Прости… – Она залпом выпила остаток вина. – Мне страшно не везет. Не знаю почему. Прости, я немного выпила…

– Этого тоже раньше не было, – заметил он спокойно. – Ты изменилась!

– Да, я изменилась! Я не могла остаться такой же! И знаешь, что я тебе скажу?! – Анна привстала в порыве ярости. – Я ничуть не жалею, что изменилась! Ничуть! Мне наплевать, что думаешь по этому поводу ты! Я не для тебя живу!

– Ну, это я знаю. Ты никогда не жила для меня.

– Нет, всегда!

– Тогда ты не смогла бы уйти!

– Ну, это твое собственное мнение! Ты никогда не знал меня по-настоящему!

– А кто же тебя знал? – тихо ответил он. – Кто? Твои родители? Я? Он? Я много думал об этом. Наверное, ты права, и я тебя не удовлетворял. Я не имею в виду секс… Хотя как знать…

– Нет, секс тут ни при чем!

– Тогда что же?

– Какое тебе дело? Все кончено, зачем снова оскорблять друг друга!

– Я никогда тебя не оскорблял!

– Послушай! – выкрикнула она. – Ты пришел сюда для того, чтобы прочитать мне обвинительный приговор?! Сидишь тут и только кидаешь мне одну фразу за другой и каждой фразой обвиняешь меня! Это тебе нужно? Тебе так нужно услышать от меня самой, в чем я перед тобой виновата?!

– Аня…

– Нет, не будем разбираться! Я виновата во всем! И хватит! Доволен?!

– Нет, – покачал он головой. – Не доволен. Ты меня ненавидишь.

– Успокойся, не ненавижу.

– По тебе все видно.

– Что по мне видно? Почему же ты не скажешь, какая я страшная? – Анна вызывающе усмехнулась. – Это доставило бы тебе удовольствие!

– Не суди других по себе, – был ответ.

– А, вот оно что… – протянула Анна. – Ты, значит, решил, что я стала стервой, да? Может быть, я говорю как стерва? Выгляжу как стерва?

– Ты все время стремишься поссориться со мной. Ты за этим меня позвала?

– Я тебя позвала, потому что об этом просила Алиса. Иначе я бы не позвонила тебе. Где она шляется?!

– Так ты хочешь, чтобы я скорее ушел… – спокойно ответил он. – Прости, но я действительно сожалею о том, что он погиб. Сказать почему?

– Ну?

– Потому что это очень расстраивает тебя. Я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Тем более из-за этого человека. Лучше бы он был жив.

– А, вот какой ты благородный!

– Можешь издеваться надо мной, но это правда. Как это случилось?

Анна покачала ногой, посмотрела в сторону и тихо ответила:

– Разбился на своей машине.

– Когда?

– Не все ли равно? Несколько дней назад. Я узнала только сегодня.

– Теперь я представляю, что ты пережила за эти дни.

– Ничего ты не представляешь!

– Ты вообще решила, что мне недоступны человеческие чувства? – усмехнулся он. – Ты все-таки изменилась, Аня. Удивительно изменилась!

«И ты тоже, – подумала она, поглядев на него внимательней. – Стал совсем седой… А эти морщины? Они уже были у тебя или появились только теперь? А глаза спокойные. Боже мой, чего бы я ни отдала, чтобы и у меня были такие спокойные глаза!» Но этот его спокойный вид раздражал Анну. Павел выглядел так, словно знал окончательную правду, пришел ее судить, учить жизни… Этого она вынести не смогла бы. Но пока он молчал. Молчал и внимательно смотрел на нее.

– Ладно, посиди тут, – сказала Анна. – Я соберу Алисе вещи. Где она там бродит? Ты ее точно не видел?

– Нет. Может, к подружке пошла?

– У нее тут нет подружек. Да не смотри ты на меня так! Просто она необщительная, сам знаешь.

Но Анна понимала, что эти слова никого не обманут. Алиса, конечно, была ребенком домашним, пожалуй, даже слишком домашним, но подружки у нее были всегда. Разумеется, в той, прежней ее жизни, в Митино, где она жила вместе с матерью и отцом. Здесь она не подружилась ни с кем. Может быть, из чувства протеста или просто не нашла подходящей девочки своих лет. Анна не задумывалась об этом, пока все шло нормально. Но теперь эта мысль уколола ее.

Она быстро подошла к окну, как подходила все эти дни, отдернула штору, выглянула. Никаких машин у подъезда. Никаких маленьких девочек.

– Паша, а ты не видел возле нас никакой машины? – спросила она.

– Машины? Были машины. Но я не всматривался. А зачем тебе?

– Так… – Анна вдруг поймала себя на страшной мысли. Тут же прогнала ее. Ведь все кончилось! Никому не нужен ее ребенок! Он сам сказал, что раз Олег погиб, то требовать деньги не с кого. Ведь не Анна подписывала долговое обязательство! Да, но у нее есть ребенок, ее можно шантажировать… Но откуда она возьмет деньги, чтобы… Нет, все чепуха! – Знаешь, – встревоженно обернулась она к Павлу. – Я что-то переживаю. Уже почти стемнело. Ты не мог бы пойти поискать ее? А я пока вещи соберу.

– Анка, ты что-то недоговариваешь! – Он медленно вставал с дивана – высокий, худой, постаревший… – Что случилось? С Алисой что-то?

– Нет, умоляю тебя, поищи ее! – Она нервно улыбнулась, чтобы как-то успокоить его, но этой улыбкой только испортила все дело.

– Ты не умеешь врать, – повторил он свою любимую фразу. – Что-то случилось! Что? Аня! Не будь такой! Скажи! Ты меня позвала, потому что с Алиской что-то?!

– Да все с ней в порядке, кроме ее дурного характера! И постоянно мне противоречит! Полчаса назад она требовала, чтобы ты приехал, а теперь нарочно не приходит! Наверняка ведь ждет, что ты пойдешь ее искать! Она, видите ли, пострадала за чужие грехи! Она так считает, серьезно. Прямо взрослая дама стала. Во всем на свете разбирается.

– Куда она пошла? – спросил он, словно не услышав ее последних слов. – Где она обычно гуляет?

– Нигде.

– То есть как?

– Да так. Она почти никогда тут не гуляла. Понятия не имею, куда она пошла.

– Все, я ушел! – Он сорвал с вешалки свою куртку, крикнул уже из прихожей: – Закрой за мной!

Она послушно закрыла, прошла в комнату дочери. Так трудно было держаться, так трудно было не говорить ему, что она думает о том, что Алиса задержалась… Она от себя самой пыталась скрыть эти мысли. «Да нет! – уговаривала себя Анна. – Не может этого быть! Толстяк на такое не пойдет! Он ведь знает, что теперь, когда Олег мертв, ничего не помешает мне обратиться в милицию! А номер его машины у меня записан, и я знаю, как зовут другого… Сам представился, мудак!» Она так редко ругалась, даже про себя, что это слово ее покоробило. «Может быть, Павел прав, и я изменилась к худшему… – печально сказала она себе. – Я сама это замечаю».

Она огляделась по сторонам – в комнате был страшный беспорядок. Конечно, все эти дни ей было не до уборки, а сама Алиса никогда бы не прибралась в своей комнате. «Не приучила я ее! – упрекнула себя Анна. – Раньше надо было это делать, а теперь… Теперь мать для нее не авторитет. Я сама погубила свой прекрасный образ – мама-защитница… Слабая, резкая, влюбленная, пьяная… Какая еще? Во всяком случае, не такая, чтобы она могла меня уважать…»