Анна Малышева - Любовь холоднее смерти

– Когда она начала пить?

– В первые же полгода после свадьбы.

– Значит, если… – Он возвел глаза к сводчатому потолку и мучительно что-то высчитывал. – Двадцать лет назад – развод. Если детям в это время было по четыре года, то она родила их в конце первого года брака… И этим детям сейчас должно быть двадцать три или двадцать четыре года! Как нам со Светкой! Сходится!

Лида развела руками:

– Так у многих может сойтись. Можно подумать, в том году родились только вы с сестрой. Ты мне объясни другое – почему она вас бросила?

– А почему бросила? Развелась и все. Дети всегда достаются кому-то из родителей. Если их несколько, то могут и поделить, но двойняшек наверняка не делят.

– Откуда тебе знать?

– Им друг без друга плохо, – авторитетно пояснил он, снова принимаясь за пиво. Результаты подсчетов, видимо, обрадовали парня, чему Лида очень удивилась. «Я бы на его месте расстроилась, что мать, пусть даже воображаемая, могла меня оставить… А он сияет!»

– Но ты же видел свои документы, – она снова попыталась воззвать к здравому смыслу. – Там вписана совсем другая мать.

– Я не знаю, как это вышло.

– Хотя, если ее лишили материнских прав… – будто про себя, раздумывала Лида. – Но должна же быть причина… За что? За что могут лишить прав?

Она вдруг остановилась и остекленевшими глазами уставилась на свой бокал с пивом. Сергей тем временем продолжал ликовать:

– Я чувствовал, что тут дело нечисто! Я вспомнил обезьяну, и Светка вспомнила, а мать не помнит! Не помнит и все! Отец – ладно, он всегда в разъездах, мог и не заметить эту игрушку. Но мать всю жизнь была домохозяйкой!

– Как и та, – машинально заметила Лида.

– Да. Как и та.

– Только более удачный вариант домохозяйки, – все так же отрешенно продолжала девушка.

– В смысле?

– Она не пьет? Та женщина, которая хозяйничает у тебя дома, не прикладывается к бутылочке?

– Ну конечно нет.

– Твой отец по образованию юрист?

Сергей признался, что никогда не задавал себе этого вопроса – какое образование получил отец. Во всяком случае, сейчас он занимается оптовой торговлей одеждой. Но старые друзья-юристы у него есть.

– Может, еще со времен института? Откуда их столько?

– Ты никогда не замечал, что он кому-то посылает деньги? Почтовый перевод первого числа каждого месяца?

Парень мотнул головой. Он уже почти не слушал вопросов – был слишком для этого возбужден. Неожиданно вскочил:

– Я через минутку.

«Если Светка узнает, что мы обсуждали на нашем ‘‘свидании’’, она меня загрызет! – Лида проводила его потерянным взглядом. – Боже мой, он заразил меня своим безумием! Теперь я все время думаю, могло это случиться или нет… Эти детские вещи, пианино в третьей комнате, кукла, с которой она не смогла расстаться… Какие-то истерики, когда доходит до подробностей развода, проклятия в адрес бывшего мужа, хотя тот до сих пор шлет ей деньги и оставил великолепную квартиру… Самоуничижение… Пьянство. И наконец – петля, уже после того, как она увидела внизу Сергея… Ее ужас при виде ‘‘призрака-обвинителя’’. Ее ярость, когда я спросила: чьи это вещи? Наша первая ссора на кухне: ‘‘Какие дети? У меня не было никаких детей! Почему люди всегда лезут в чужие дела?!’’»

Она достала пудреницу и недовольно оглядела свое бледное лицо. Решила не допивать пиво, украдкой съела еще одно печенье. Музыканты незаметно исчезли со сцены, и под потолком повис смутный гул голосов, в который изредка врезался сухой и почему-то знакомый звук, похожий на треск. Лида прислушалась и поняла, что в соседнем зале катают бильярдные шары.

Наконец Сергей возник у столика. Его настроение менялось так резко, что Лида никак не могла к этому привыкнуть. Возбуждение исчезло, парень был до странности подавлен и как будто даже чем-то напуган. Во всяком случае, он с трудом изобразил улыбку, встретив ее настороженный взгляд.

– Ну что, по домам? – с неестественной веселостью предложил он.

Лида удивилась еще больше:

– Как? Уже?

– У тебя же завтра занятия.

Забота об ее посещаемости была проявлена несколько некстати. Лиде вовсе не хотелось покидать уютное место, где играла тихая музыка, медленно танцевали тени, где можно было поговорить… Не о себе и не о своих печалях.

– Хорошо, – недоуменно произнесла она, покорно выбираясь из-за стола. – Давай я войду в долю…

– Спрячь деньги. Это я тебя приглашал.

Лида никак не могла избавиться от впечатления, что парень чем-то встревожен. Только на улице Сергей признался, что у него разболелась голова и, кажется, резко поднялась температура.

– Мне немедленно нужно лечь в постель, иначе завтра не встану. Пойдем, возьмем тебе машину.

«Странный парень, – думала она, в одиночестве возвращаясь домой. – Очень странный. То сыплет словами, как горохом, то вдруг замыкается… А то хватает за руку, да так, что наставляет кучу синяков, и тащит бог знает куда… И попробуй, не пойди за ним… Нет, он ужасно нелепый!»

Но еще более нелепым показалось ей собственное поведение после выхода из клуба. «Сегодня у меня исключительно неудачный день! Даже промолчать вовремя не могу!» Когда ловили такси, Сергей снова завел разговор о квартирной хозяйке.

– Я скажу ей всего пару слов, – умолял он. – Я ее не напугаю, не буду давить, не стану ничего требовать. Хочу задать ей пару вопросов – и больше ничего.

– И что ты у нее спросишь? Твоя она мать или нет? Она скажет «нет» и что дальше?

– Если наша настоящая мать не захочет в этом признаться – значит, она не настоящая.

Логика била наповал. И сраженная Лида решила, что постарается устроить это свидание. Она сознавала, что идет на большой риск, что, возможно, дает сейчас обещание, которое не сможет выполнить… И все-таки сказала «да». Девушка поставила одно условие – приходить без сестры. Сергей поклялся, что Света даже не узнает об этом визите.

– Но она-то в это не верит? – спросила девушка, усаживаясь в машину и бросая на парня последний взгляд.

– Она – нет. Светка всегда устраивалась так, чтобы ей было удобней.

Сергей захлопнул за Лидой дверцу, пообещав позвонить при первом же случае.

Если воображение имеет отношение к реальности, то и реальность имеет некоторое отношение к воображению.

Хозяйка явно старалась загладить свою вину – во всяком случае, выглядела виноватой. Утром, когда Лида варила кофе, та крутилась рядом и с вымученной жизнерадостностью рассказывала, что приготовит на ужин. Девушка убеждала ее, что в этом нет никакой необходимости, что она вполне может готовить для себя сама… Вера Сергеевна будто не слышала. Она упорно твердила, что для нее нет большего удовольствия, чем готовить для кого-то, а для кого же еще, если не для Лиды? Она почти умоляла, чтобы та приняла ее приглашение, и Лида наконец сдалась.