Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3

Может быть, еще не поздно все исправить?..

Вернуться на свою орбиту и больше никогда не сходить с нее, а этот экскурс в чужую галактику забыть, как дурной сон?

Нет, не получится.

Потому что тяга к Оксане стала неизлечимой болезнью, алкоголизмом, наркоманией, тяжелейшей зависимостью, от которой существовало только одно лекарство – сама Оксана.

Сергей вдруг задал себе вопрос – а если бы он был свободен, связал бы с ней жизнь?

Ответа не было. Он не знал.

Потому что жизни без Ольги не представлял.

Оксана проснулась в шесть утра.

Барышева рядом не было…

Подушка была примята, а в пепельнице лежал смятый окурок сигариллы, подтверждая, что ночные события ей не приснились.

– Сергей! – позвала она, но Барышев не отозвался. На балконе его не было, в ванной тоже.

Наверное, пошел к себе в номер, чтобы привести себя в порядок, решила Оксана.

Но соседний номер был закрыт и на стук никто не ответил. Может… он в ресторане.

Оксана бросилась вниз, на первый этаж, но ресторан еще не работал.

– В котором часу господин из номера 214 вышел из отеля? – обратилась она к портье, увидев, что ключ от барышевского номера висит на стойке.

– Господин из номера 214 выехал из отеля около двух часов назад, – ответил с легким поклоном портье. – Точное время я не помню, но, если хотите, я посмотрю в компьютере…

– Выехал?! – Оксана решила, что ее впервые подвело знание тайского языка. – Вы сказали – выехал?!

– Да, мадам. Посмотреть в компьютере время?

– Нет, не надо…

Она поплелась к выходу, плохо соображая, куда идти и что делать.

Он снова ее унизил. Использовал, как девку, снятую на панели.

Злые слезы подступили к глазам, но Оксана не позволила себе заплакать.

На коленях приползет, землю будет лизать у ее ног, чтобы она только на него посмотрела.

Оксана вышла на улицу, села на лавочку и позвонила.

– Атхит, здравствуй, это Оксана. Помнишь, ты говорил, что твоя бабка колдунья? Сколько она возьмет, чтобы приворожить одного человека? Вернее, присушить, да так, чтобы дышать без меня не смог…

– Я уже успела соскучиться, Надь! Как Димыч? А Димка большой как? Приехал?

Ольга сидела в кресле-качалке и разговаривала с Надей по телефону, когда на террасу ворвался Сергей.

Он упал перед ней на колени, схватил ее руки и стал их бешено целовать, вместе с мобильником, который она держала.

– Прости меня! Прости! – горячо зашептал он. – Я так виноват перед тобой, так виноват!

– Ну что ты, Сережа, что ты! – Ольга прижала его голову к своим коленям, поцеловала в затылок, погладила по короткостриженым волосам. – Ты был взвинчен, раздражен, ты устал… Я тебя давно простила!

– Родная моя, любимая! Я подлец, я мерзавец! – Ольге показалось, что он заплакал – так вздрогнули его плечи и задрожал голос.

Она испугалась. Плачущий Барышев – это было чем-то настолько противоестественным, что смахивало на психическое расстройство.

– Перестань, Сережа! Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что я люблю тебя! Перестань!

Он как-то странно всхлипнул и сграбастал ее в объятия вместе с креслом. И так прижал, что Ольга едва не вскрикнула.

– Сережа!

– Извини… – Он ослабил хватку и, неудобно стоя на коленях, пристроил голову у нее на груди – как маленький мальчик, как сын, которого первый раз в жизни обидели во дворе большие мальчишки, и он примчался домой просить у нее защиты.

– Что случилось, Сережа? Почему ты вернулся так рано?

– Ничего не случилось, все в порядке, – сказал он голосом, каким сообщают о том, что все летит в тартарары. – Просто… просто мы возвращаемся в Москву, Оля.

Московский воздух показался ей пьянящим.

Ольга надышаться им не могла. Здесь даже выхлоп казался каким-то особенным – своим. Старые «шестерки» и «Волги» чадили неповторимым, непередаваемым черномасляным дымом, напоминая – ты дома, наконец-то ты дома!

Но дома Ольгу при виде горы чемоданов и сумок охватил веселый ужас.

– Да-а, – засмеялась она, без сил плюхнувшись на диван, – это мне не разобрать никогда! Господи, Сережа, так я и не пойму, к чему была такая спешка? Ничего толком не успела сделать! Вот сейчас, хоть убей, чтобы я вспомнила, где что лежит…

– Вспомнишь, – Барышев сел рядом, сжал ее руку и окинул комнату странным взглядом – словно видел ее впервые и пытался удостовериться, что это его дом и его гостиная. – Вот разберешь и тогда вспомнишь…

– А вообще-то, я рада, что моя экзотическая жизнь закончилась. – Ольга положила голову ему на плечо. – Хватит с меня! Хватит с меня моря, бананов, пальмов и обезьянов! С этого дня отдыхать будем только в Арктике!

Сергей потерся щекой о ее волосы.

– И детей сейчас привезут… – мечтательно сказала Ольга и, бросив взгляд на огромные напольные часы, подскочила. – Мамочка моя! Детей же привезут, а у меня ничего не готово!

Она заметалась по комнате, начала открывать сумки и чемоданы, но, поняв, что достать подарки все равно не успеет, застыла на месте.

– Нет! – всплеснула руками Ольга и повторила: – Мне этого не разобрать никогда!

Она поддела ногами тапки, стоявшие в коридоре, и выскочила за дверь, в чем была – в легкой блузке с короткими рукавами и шелковых брюках. Сергей подумал, что надо бы тоже выйти встретить детей, да и Ольга без верхней одежды простудится… Но сил не было.

Он встал, подошел к бару, налил себе стопку водки…

Он все равно сбежит. От себя самого. Не получится скрыться в Москве, схватит в охапку детей и Ольгу и помчится в глухую тайгу; если и там нахлынет тоска по смуглой коже, миндалевидным глазам, аромату сандала и золотому скорпиону – побежит дальше, в Арктику; а если и там… Он изменит имя, фамилию, побреется наголо, сделает пластическую операцию. Да мало ли способов убежать от себя самого…

Он залпом выпил водку.

Она показалась ему водой.

– Господи! Машка, Мишка, Костенька! – Раскинув руки, Ольга попыталась обнять выскочивших из машины детей всех сразу, но у нее не получилось – в объятия попался один Костик, а Мишка и Маша с визгом повисли на ней, едва не повалив в снег.

– А ты подарки привезла?! – в один голос завопили Миша и Маша.

– А вы как думаете? – засмеялась Ольга, целуя их в щеки.

– Привезла, – рассудительно сказал Костик и, подумав, добавил: – Папу!

Барышев выскочил на крыльцо и гаркнул во всю мощь своих легких:

– Оля, ты с ума сошла! А ну, быстро в дом! Простудишься!

– Папа! – кинулась к нему Машка.

– Папа! – побежал за ней Мишка.

– Мой папа! – наперегонки с ними ринулся Костик.

– Нет, мой! – закричала Маша.

– А вот и мой! – перекричал ее Мишка.

Барышев сграбастал их всех в охапку – у него получилось, – расцеловал кого куда – в мохнатые шапки, в глаза и даже в вязаные рукавицы. Кажется, в глазах у него блеснули слезы…