Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3

– Клиентка? – уточнил Денис у Аси.

– На вашем месте раньше работала, – усмехнулась Ася и ушла, закрыв за собой дверь.

Денис пересел в кресло Грозовского и закинул ноги на стол.

«Неплохо, неплохо, – подумал Дунаев. – Настолько неплохо в этом «Солнечном ветре», что препятствия типа Ольги Михайловны нужно устранять, не задумываясь».

Ольгу действительно окружили художники, но, как только Грозовский вошел в кабинет, они понимающе переглянулись и вышли.

– Привет, – Дима взял Ольгу за руку и заглянул в глаза. Рука оказалась холодной, а глаза – прозрачными, как льдинки. – Ну? Как ты?

– Никак, – улыбнулась она, отнимая руку и отводя взгляд. – Никак, Димка…

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? Ты только скажи, чем – все сделаю, ты же знаешь!

– Знаю, Димка, знаю. Я потому и пришла. Мне ведь больше идти-то не к кому. У меня только ты есть и Надя. Мне квартиру продать надо. Продать и другую купить.

– Пожалуйста. У меня связей полно с риелторами. И подыщут, и продадут. Это не проблема.

– Только мне срочно надо. Прямо сейчас, – твердо сказала Ольга.

– Можно и срочно. Но спешка в таком деле вещь лишняя. Зачем тебе это?

– Мне от него скрыться надо, понимаешь? – сквозь зубы процедила Ольга и, сжав кулаки, отвернулась к окну. – Я его видеть не могу, – глядя глазами-ледышками на серое небо, сказала она. – И не хочу. Мне нужно, чтобы он даже не знал, где я живу, понимаешь?

– Конечно, конечно, – пробормотал Дима.

Кажтся, мужской разговор с Барышевым за бутылочкой абсента или текилы накрылся… Он теперь по другую сторону баррикад, он с Ольгой, а значит – не может советовать Барышеву, как ее снова завоевать. Ведь это будет предательством… Или нет?! Господи, как сложно-то все! А главное, пока все не разрешится, Надька его голодом заморит и выучит все психиатрические диагнозы.

– Я бы сама это сделала, – виновато улыбнулась Ольга, – но… Не в лучшей я сейчас форме, Димка. Соображаю плохо.

– Зачем же сама! – Грозовский сел на подоконник, чтобы видеть Ольгины глаза и попытаться хоть как-то пробиться к ее разуму. – Я же сказал, Оль, все сделаю. Только… Может, не стоит принимать решения сейчас, а? – Дима снова взял и сжал ее холодные пальцы. – Сама же говоришь – плохо соображаешь, а?

Ольга смотрела на него, словно не видела…

– Поговори с Сергеем…

Глаза ее потемнели, она вырвала руку.

– Не сейчас, не сейчас! – Грозовский понял, что не стоило так прямолинейно.

Господи, сложно-то как!

– Ты подожди, дай себе немного времени, – вкрадчиво продолжил он. – Ну, подумай! Ведь это жизнь. Твоя и его. Здесь сгоряча рубить нельзя. А?

– Ты только что обещал мне помочь, – металлическим голосом произнесла Ольга.

– Так я и не отказываюсь! – Грозовский спрыгнул с подоконника, полный решимости помочь Сергею – хотя бы зародить сомнение в этих холодных глазах. – Оль, только мне кажется…

– Так ты поможешь? – перебила она его.

Дима замер и понял – эту схватку он проиграл. Он по другую сторону баррикад и помочь Сергею ничем не может…

– Завтра я пришлю к тебе риелтора, – пообещал он Ольге.

Сергея отпустили из больницы на следующий день, поставив пару капельниц и посоветовав поменьше волноваться.

Поменьше волноваться… Легче было умереть там, на лавочке, чем выполнить это предписание.

Из больницы Барышев поехал в «Стройком», потому что, раз он не умер, нужно было как-то жить, а на него завязаны сотни людей, связей, проектов и планов. Поэтому он отдаст сегодня все необходимые распоряжения, поставит все свои подписи, созвонится-договорится и… снова на ступеньку – ждать Ольгу, валяться у нее в ногах и пить заговоренную бабкину воду «от всякой дури».

На крыльце «Стройкома» стояла Оксана – в куцей курточке, лезвиями-глазами высматривая добычу. Ядовитый скорпион.

Как она могла казаться ему красивой?..

Он прошел мимо, но Оксана схватила его за рукав.

– Сережа!

Он вырвал руку и пошел дальше, но она забежала вперед и преградила ему дорогу.

– Сергей!

Барышев в упор посмотрел на нее. Почему он раньше не замечал, какой у нее узкий лоб и как уродливо близко посажены глаза? Почему не видел нечистого цвета кожи и некрасивого изгиба губ – будто она готова сказать что-то грязное…

– Чего ты хочешь?! Чего ты от меня хочешь?! – в отчаянии спросил он, понимая, как глупо и пошло звучит этот вопрос.

Оксана молчала. На глазах у нее показались слезы, губы дрогнули.

– Ты не понимаешь, что мы с тобой наделали… Я сам не понимал.

– А теперь понял? – хрипло спросила Оксана.

– Понял. Слишком поздно, но понял.

– Сережа, я люблю тебя.

– Нет, ты меня не любишь. И я тебя не люблю. Это что-то другое. Похоже на любовь, но что-то совсем другое…

Похоть, хотел добавить он, но промолчал. Похоть с моей стороны, а с твоей – что-то вроде сафари на олигарха.

– Почему ты решаешь за меня? – со слезами в голосе спросила она.

– Это было чудовищной глупостью, – стараясь не сорваться на крик, подчеркнуто-сдержанно произнес Барышев. – Мы оба сделали ужасную глупость…

– Не говори так!

– Это все я… Надо иметь мужество признать это. Прости меня. Если можешь.

Он отодвинул ее и вошел в здание. Дверь не успела закрыться, когда он услышал отчаянное:

– Я улетаю! Сегодня!

– Счастливого пути, – одними губами беззвучно сказал Сергей.

Посадку уже объявили, но Оксана не торопилась – ей казалось, что, как в кино, в последний момент в зал вылета ворвется запыхавшийся Барышев, схватит ее в объятия и скажет так, чтобы все услышали:

– Я люблю тебя! Я жить без тебя не могу!

Но минуты убегали, а Барышева все не было… Только Ленка рядом противно чавкала, щелкая семечки, и шмыгала то и дело простывшим носом. Оксана последний раз бросила взгляд на вход, взяла чемодан и направилась к рамке металлоискателя. Ленка засеменила за ней.

– Значит, все? – спросила она. – Прошла любовь, завяли помидоры…

– Да нет, нет, – пробормотала Оксана, оглядываясь и жадно всматриваясь во входящих в стеклянную дверь людей. – У него в глазах что-то было! Пусть он что хочет говорит, меня не обманешь! Я мужиков насквозь вижу. Еще поборемся! Мы ведь из тех лягушек, что из молока масло сбивают, а не тонут в нем! Еще поборемся!

Ленка как-то странно на нее посмотрела, смахнула с губ шелуху от семечек и вдруг выдала:

– Слушай, а может, ну его к богу, а? Правда, Оксанка! Шут с ним! И так вон какую кашу заварила!

– С чего это ты благотворительностью увлеклась, моралистка ты моя? – зло перебила ее Оксана.

– Да я… – Ленка потупилась и отвела взгляд. – Просто…

– Ну, вот и заткнись тогда! Со мной, знаешь, так не поступают! Мы еще посмотрим, кто из нас проиграл, а кто выиграл!

Оксана ускорила шаг, оставив позади Серегину. Пусть рукой машет ее гордой спине, она не обернется. А может, Ленка даже махать не будет… Продолжит щелкать свои семечки и вернется в свою убогую жизнь.