Филлис Уитни - Морская яшма

Сморщенный, как изюмина, человек поманил меня из своего гнезда.

— Иди сюда! — приказал он. — Иди сюда и дай посмотреть на тебя как следует!

Голос его поразил меня так же сильно, как и внешность: раскатистый бас гремел, как барабан. Этот голос сразу напоминал о том, что некогда его обладатель хозяйничал на капитанском мостике. Когда я неуверенно шагнула к креслу, тощая рука капитана с неожиданной силой схватила мое запястье.

— Нагнись и дай мне посмотреть на тебя, девочка, — велел он.

Мне очень захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Как я жалела, что ослушалась отца! Но мне ничего не оставалось, кроме как опуститься на колени на коврик у камина, где близкий огонь обжигал щеку. Я позволила свету от камина и лампы упасть на мое лицо. Из-под кустистых белых бровей старика на меня уставились ярко-синие глаза, а сильная жесткая рука бесцеремонно схватила меня за подбородок и стала изучающе поворачивать мою голову то в одну, то в другую сторону.

— Ты на нее похожа! — гаркнул он наконец. — Вылитая мать! Даже глаза как у нее: карие с золотистой искрой. Ты наверняка знаешь, что в те далекие годы мы все были влюблены в Карри Коркоран — и Натаниэль, и Эндрю, и я. Но в конце концов вышла-то она за того, кому мы меньше всего прочили победу. Давно пора, чтобы ее дочь вернулась домой, в Гавань Шотландца! Твое место здесь, девочка.

Капитан Обадия моих фантазий был широкоплечим великаном, он в любой шторм чувствовал себя на раскачивающейся палубе как дома. Он не имел ничего общего со сморщенным стариком, голосище которого был раз в десять сильнее самого старика. Действительность меня слегка напугала, и я не представляла, что сказать. Я забормотала, что не хочу беспокоить капитана своими проблемами, что мне очень жаль видеть его больным, но он отмахнулся от моих слов и заорал через плечо:

— Лиен! Лиен! Иди сюда! Черт побери, женщина, куда ты запропастилась, когда ты нужна мне?

Из полутьмы в дальнем углу, куда не достигал свет от камина и лампы, к моему вящему удивлению, выступила самая что ни на есть причудливая фигурка. Передо мной была китаянка, похожая на куклу и одетая в коротенький жакет и пышные шаровары из светло-зеленой шелковой парчи. На лице ее лежал слой рисовой пудры, губы она ярко накрасила кармином. Блестящие черные волосы, собранные сзади в тяжелый узел, удерживала золотая филигранная шпилька с головкой в виде бабочки.

Я сразу посмотрела на ноги китаянки, потому что от отца много слышала о Китае, ведь он любил эту страну почти как свою родину. Ноги этой женщины, обутые в маленькие туфли без задника, не были изуродованы и превращены в так называемые "бутоны лотоса", поэтому двигалась она так же легко, как я.

Китаянка подошла, неся в маленьких ручках лакированный с позолотой поднос, на котором стояли изящные чашки тончайшего фарфора, грациозно склонилась и поставила поднос на низенький столик тикового дерева возле капитана. Снова в ноздри мне ударил пряный чужеземный запах, и я сообразила, что это сандал.

Женщина вежливо поклонилась мне.

— Возьмите, пожалуйста, — произнесла она на неожиданно чистом английском языке и подала мне чашечку.

Капитан выпустил мою руку, и я, встав с колен и присев на ближайший пуфик, со словами благодарности приняла чашечку из рук китаянки.

— Это моя жена Лиен, — представил ее капитан.

— Очень приятно, — отозвалась я, с интересом глядя на жену капитана, потому что никогда раньше не видела китаянок. Необычно раскрашенное лицо было все же очень хорошо. У нее были темные глаза, экзотически поднятые к вискам, и полные губы, изогнутые в слабой вежливой улыбке. Я не могла угадать ее возраста, отметила только, что она уже не юная девушка.

Лиен негромко ответила на мое приветствие и, не садясь пить с нами чай, немедленно отступила в тень.

Капитан, видимо, не выносил, когда интересуются кем-то еще, кроме него. Прежде чем я успела хотя бы пригубить свой чай, он уже выпил целую чашку — не маленькими глотками, как диктуют приличия, а жадно, залпом, и протянул мне, чтобы я снова наполнила ее из цветастого чайника на подносе. Бледно-зеленый чай оказался превосходным, с тонким ароматом.

— Ради доставки такого вот чая мы и гоняли наши корабли в сороковые-пятидесятые годы, — заметил капитан. — Надо было лететь как на крыльях, чтобы доставить товар, пока аромат не выдохся. Владельцы самых быстрых кораблей могли диктовать любую таксу за перевозки.

Я согласно кивнула.

— Да, я знаю. Отец рассказывал мне об этих рейсах. И потом, я читала опубликованные отчеты о путешествиях.

Капитан изучал меня, глядя ярко-синими глазами.

— А может, он тебе рассказывал и о первом рейсе "Морской яшмы"?

Снова произнесли запретное название, и я вся напряглась.

— Очень мало. Ее первый рейс оказался последним для моего отца, и он не любил говорить о нем.

— Ха! — Восклицание капитана прогремело как взрыв. — Еще бы! Нам с тобой тоже не пристало об этом говорить. — Капитан обратился ко мне уже потише: — Так что Миранда наконец приехала? Если б ты знала, как много это для меня значит… когда старые дружеские связи снова укрепляются под моей крышей, а ведь они были такими тесными… Ох, не надо нам было ссориться с Натаниэлем!

Я слушала его, и со мной происходило нечто странное. Слова и голос этого старика словно воскрешали перед моими глазами человека, каким он когда-то был — сильного, сурового. И я уже не видела сморщенную коричневатую кожу и высохшее тело. Я слушала, а он говорил о великих днях "Бэском и компании", о тех днях, когда процветало товарищество Бэскома, Хита и Маклина, а компания соперничала в морской торговле с самой "Бритиш Индиамен". То были дни, когда три молодых капитана бороздили Мировой океан, продолжив в своем деловом партнерстве дружбу, родившуюся в дни детства в Гавани Шотландца и пережившую дни возмужания. Я слушала его, и мир окутывала знакомая романтическая дымка. Этот сумрак, начищенная медь корабельных инструментов, сокровища тикового дерева и восточного нефрита, тихая чужеземка и ароматный чай в крохотной чашечке — все это с новой, опьяняющей силой плело кружево старого волшебства.

— Ты понимаешь, что я хочу сказать, Миранда?

Старик склонился ко мне и протянул свою костлявую руку, только теперь не схватил меня, а подождал, пока я пожму ее сама, подарю ему свое доверие, которого не хотела больше скрывать. Я наконец почувствовала себя — какая глупая! — в полной безопасности.

— Ты понимаешь, что получается? — продолжал капитан. — Старый Обадия Бэском еще на палубе. Здесь ты, и здесь сын Эндрю Маклина, Брок. Есть, правда, и такие, что каркают, дескать, "Бэском и компания" — давно уже пустой звук. Дураки! С моей помощью вы станете ее наследниками, вернете ей былую славу. Ты ведь сделаешь это ради нас, Миранда? Ради Натаниэля, и Эндрю, и меня?