Галина Романова - Пока смерть не разлучит нас

– Была бы хорошей бабой… – Сизых наклонился над столом и понизил голос до свистящего шепота, будто в соседней комнате кто-то сидел любопытный и подслушать их мог и Вике потом передать все слово в слово, – давно бы родила своему Витьке, глядишь, мужик за ум бы взялся и давиться бы не стал.

– Так вы считаете, что муж ее покончил жизнь самоубийством только из-за того, что у них детей не было? – Грибов вытаращился на хозяина, как на полоумного. – Разве из-за этого вешаются?

– Из-за этого – нет. А вот из-за безделья – запросто, – сделал вывод Антон Иванович и застолбил его ударом ноги об пол. – Вот сам посуди, пришли с работы, забот никаких. Ну картошку она сварила, поели, и все. Витька в компьютер, она в книжку.

– Откуда знаете? – перебил его Грибов.

Ох как ему сейчас сигаретного дыма не хватало, ох как не хватало! Опустил бы теперь сизый занавес и не печалился особо, что его растерянность заметна. И еще радость оттого, что Виктор будто бы от бездетности своей с жизнью счеты решил свести.

– Так захаживал я к ним иногда, – признался Сизых нехотя.

– В гости, что ли?

– Да так… – тот неопределенно пожал плечами. – Иногда делать нечего, вот и пойдешь по соседям. Опять же не с пустыми руками шел к ним. Бутылочку возьмешь, бывало, колбаски, сырку. А они!..

– А что они?

– А ничего! За стол посадят и сами усядутся. Только не застолье это, а поминки вроде. Вика не пьет. Витька покойный тоже нос воротил. И все наверх рвался, все какие-то программы у него там отвисали. Не по-людски они жили, оттого и помер так-то.

– Понятно… – протянул Грибов, допил чай и перевернул чашку на блюдце. – А может, она изменяла ему, вот он и не выдержал, мужик-то ее?

– Кто?! Вика?! Изменяла?!

Антон Иванович аж поперхнулся своим возмущением, принявшись кашлять совершенно по-стариковски – с натянутыми на морщинистой шее венами и покрасневшими белками глаз. Таким сильным и неподдельным было его возмущение. Это надо, мол, подумать подобное, и про кого!

– Она с Витькой в постель ложилась вся какая-то… как из воздуха будто!

– Как это?

– Ну… Неземная какая-то! Все себе на уме, вся в себе словно. Тут, думаешь, ее не сватали до Витьки-то? Тю-ю! Желающих полно было. Я и сам поглядывал, я еще не старик совсем, запросто мог бы… Только она все мимо смотрит. Вроде на тебя, а как будто мимо. Стоишь перед ней, словно стеклянный, честное слово! И мужик ее покойный такой же был. Сам с тобой говорит, а сам будто о чем думает. И улыбался еще постоянно. Как дурачок, ей-богу! Может, и дурачок, раз в петлю полез.

– А после смерти Виктора никто больше к Виктории не сватался? Вы никого не заметили? – аккуратно задал вопрос Грибов, чтобы ненароком не задеть пожилого холостяка, которому было когда-то отказано.

Сам спросил и сам тут же с ненавистью подумал, что наверняка старый хрыч свои попытки возобновлял. И наверняка снова от ворот поворот получил, раз Викторию в разряд непутевых занес, а Виктор в дурачках помер.

– Да как же! – с обидой подхватил Сизых, стало быть, попытку свою повторил, и, может, не один раз. – Уж серьезно там или нет, не знаю, но один тут прохода ей точно не давал. Хотел я ему тут, когда он в кусты побежал, колеса все порезать, да не успел, вернулся он скоро.

– Кто такой? Описать сможете? – Грибов для пущей важности достал из кармана блокнот с авторучкой, хотя догадывался, о ком пойдет речь.

– Здоровенный такой бугаина, и машина такая же здоровенная. Моду, слышь, взял, она с работы идет, а он тихонько так следом едет. Я даже в милицию хотел заявить.

Сизых перекрестился даже, будто Грибов ему мог не поверить. А Грибов не то что верил, он расцеловать мужика готов был за ценную информацию.

Все! Все подлые мысли про Викторию – долой! Не наврала она и не насочиняла про то, что Чаусов охранять ее вздумал после смерти ее гражданского мужа. Сидел здесь сиднем Иванушка Чаусов, каждый вечер дисциплинированно сидел, будто задание какое-то важное выполнял. А задания-то ему никто и не давал. И если Бобров к его убийству как-то причастен, то Виктория точно нет. Надо искать других сообщников. Чиста она, перед законом и людьми чиста, хотя сосед вон и недоволен.

Тут еще Грибов масла в огонь подлил своим вопросом:

– Этот бугай, как вы изволили выразиться, Антон Иванович, в дом не заходил никогда?

– Как же, не заходил! – Его голос взвился острой обидой. – Сам-то, может, и не пошел бы, эта свиристелка за ним выходила. Чуть не голышом, слышь! Коленками голыми сверкает, к машине подошла, в окошко стучит, тьфу, зараза!

– И что? Что он?

– А пошел за ней. Недолго, правда, пробыл, но пошел.

– А вчера? Вчера Виктория за ним выходила?

Ради этого вопроса и ответа на него, собственно, Грибов и был теперь здесь, а не на своем любимом диване перед телевизором. Но Сизых Антон Иванович неожиданно будто громадным валуном поперхнулся. Замолчал на полуслове, оно даже булькнуло у него в горле невысказанным, слово это. Глаза на Грибова выкатил и задышал, задышал часто-часто, глядя на гостя с укоризной, словно тот обидел его чем-то.

Минут пять все это лицедейство продолжалось. Потом Сизых шумно выдохнул и проговорил едва слышно:

– А не знаю я, что было вчера.

– То есть? – Грибов ему не поверил. – Вы хотите сказать, что вчера вечером ничего и никого под ее окнами не видели?

– Не видел ничего! – взвизгнул Сизых, пустив слюну в уголки изжеванных возрастом губ. – И никого не видел! В магазин ушел, потом пришел, закрылся, выпивал дома один. За занавесками… Вон и бутылка пустая под раковиной, можешь посмотреть. И в магазине можешь спросить, был я там вчера.

– Так, когда в магазин шли и из магазина, должны были видеть машину, если она стояла? – перебил его Анатолий, очень ему не понравился ответ.

– Должен был, но не видел и все тут! И давай, мил-человек, ступай уже. Поздно, спать стану укладываться.

Сизых поднялся из-за стола, схватил чайник, отволок его в кухню. Вернулся с хмурым видом и принялся с грохотом сгребать со стола чашки с блюдцами.

– Антон Иванович, так не пойдет, – заупрямился Грибов, которому откровенно указывали на дверь. – Вчера этот мужчина снова был здесь, сидел в своей машине, и вы не могли его не заметить.

– А если не заметил, то в тюрьму меня посадишь, так, что ли? – Он, кажется, успокоился немного и уже снова казался самоуверенным, довольным жизнью холостяком. – Меня, между прочим, никто не обязывал за ее ухажерами подсматривать.

– Много было ухажеров? – тут же опять прицепился Грибов, он все еще помнил про свою версию насчет визита сюда Боброва и, невзирая на Ленкино упрямство, не собирался ее со счетов сбрасывать. – Не считая вас, конечно же.

А чего ему было теперь деликатничать, когда Сизых его за дверь выставлял. Он его нервную систему беречь был не обязан.