Ширли Конран - Кружево-2

– Ну, я-то действительно все знаю об унижении, но никогда не поверю, чтобы вы – четыре богатые, преуспевшие в жизни женщины – понимали значение этого слова.

Помолчав, Пэйган произнесла:

– Нет, я знаю его значение. – Даже сейчас она почувствовала укол ревности, вспомнив девятнадцатилетнего принца Абдуллу и то, как хорошо им было вместе, пока Абдулла, подчинившись приказу деда, не заключил политически выгодный Сидону брак, а затем стал правителем своего государства, пожертвовав своим имиджем «плейбоя королевских кровей».

После смерти деда вся жизнь Абдуллы сосредоточилась на политических проблемах его государства и гинекологических проблемах его жены, у которой было несколько выкидышей, затем она родила мертвого ребенка, и потом еще одного сына, который умер через две недели после родов. Как мусульманин, Абдулла мог иметь четырех жен, и четыре года спустя у него действительно появилась еще одна жена, которая должна была наконец подарить ему наследника. И с того момента как родился сын Мустафа и счастливый отец взял крошечное тельце на руки, вся жизнь Абдуллы сосредоточилась на этом ребенке.

В 1972 году Абдулла, управляя собственным вертолетом, летел с женой и сыном в охотничий домик в восточной части горного массива Сидона. Мотор, не проверенный механиками перед взлетом, вдруг отказал, вертолет упал, и гигантский пропеллер отрезал голову королевы. Затем машина взорвалась. Взрывной волной Абдуллу отбросило в сторону, на песчаное плато, и он, хотя сильно пострадавший, но не потерявший сознание, видел, как вертолет превратился в огромный огненный шар, обращая Мустафу в пепел.

В течение последующих трех лет Абдулла, оглушенный горем и чувством вины, редко появлялся на людях, а потом он встретил Лили. Пэйган прекрасно помнила этот прогремевший на весь мир роман. Целый год Абдулла и Лили были неразлучны, а потом актриса вернулась обратно в Париж, к своей заброшенной было карьере.

Сквозь заслон нарциссов и бутонов роз Пэйган смотрела на Лили – единственную белую женщину, которую Абдулла рискнул взять с собой в Сидон. Неожиданно Пэйган вспомнила подчас резкий, даже самоуверенный тон Абдуллы, который – она-то это прекрасно знала – маскировал неуверенность и даже страх. Лили было предложено то, к чему Пэйган так и не допустили, а она отвергла это и покинула Абдуллу.

Пэйган не могла пересилить себя и не думать об этом. Она сказала:

– И вспомни, ты ведь тоже в свое время унизила человека – короля Абдуллу.

– Нет, это не так, – отозвалась Лили. – Он не мог почувствовать никакого унижения, когда эта «западная шлюха» вернулась обратно домой.

И вновь Пэйган не смогла сдержаться:

– А почему ты оставила его? – спросила она.

– Меня держали в золотой клетке. Его приближенные шпионили за мной, они мне не доверяли. Я была «неверной», и он не мог жениться на мне. Абдулле нужна была жена-мусульманка, которая вновь подарила бы ему наследника. Кроме вероисповедания, мое «экзотическое» прошлое делало меня совершенно неподходящей кандидатурой на роль королевы. Иными словами – я «слишком высоко залетела».

– Но как только ты ушла от него, он усыновил своего единственного кровного родственника, племянника Хасана, и больше не предпринимает попыток вступить в брак. Последнее время я не встречала ни одного упоминания о нем в колонках светской хроники.

– Он слишком занят гражданской войной.

– Нет, Лили, это не гражданская война. Армия Абдуллы воюет с бандами в западных горах Сидона, которых поддерживают коммунисты.

Лили бросила на собеседницу острый, пронзительный взгляд.

– Я-то знаю это, но многие действительно не понимают, как сложна политическая ситуация в Сидоне. А вы, кажется, многое знаете об Абдулле?

– Мы вместе учились в маленьком швейцарском городке. У нас с Абдуллой всегда были славные отношения. – Пэйган решила, что, пожалуй, большего Лили знать не нужно.

Лили окинула Пэйган быстрым оценивающим взглядом. Она заметила длинные ноги англичанки, скрещенные под столом, небрежные прядки рыжих волос, голубые глаза, красивый твидовый пиджак с торчащим из нагрудного кармана мужским носовым платком из кремового цвета шелка.

– А что стало с вами после Швейцарии, Пэйган? – спросила Лили.

– Что-то чудовищное. Я вышла замуж, но оказалось, что муж совсем не любил меня, ему нужны были только деньги. Самбе забавное, что как раз денег-то у меня и не оказалось. Я являлась наследницей имения деда в Корнуолле, но оно было заложено-перезаложено. Роберт так никогда и не простил мне, что я не оправдала его ожиданий. Я подбадривала себя водкой, и только это забвение помогало мне переносить мерзость нашей семейной жизни. В конце концов, я начала пить запоями. – Она задумчиво подняла бокал с шампанским. – Да, ты видишь перед собой бывшего постоянного члена общества анонимных алкоголиков. Уверяю тебя, я многое знаю об унижении, потому что я ответственна за свое собственное унижение. – Она сделала маленький глоток. – Кейт спасла меня. Кейт всегда была моей лучшей подругой, с самой школы. Она взяла меня за руку и не позволила погибнуть окончательно. Я никогда не забуду того, что она для меня сделала.

Лили, которая так и не притронулась к своему салату из авокадо с семгой, задумчиво произнесла:

– Во всех вас есть нечто, на что я могу опереться, нечто теплое и сулящее защиту. Я просто физически ощущаю это, когда мы собираемся вместе.

Пэйган тем временем уже расправилась с жюльеном.

– Это дружба, – просто произнесла она. – Еще со времен Швейцарии мы помогаем друг другу и в горе, и в радости, и в счастье, и в грехе. «Г-гехе», как выговаривает Максина. Она так и не научилась скрывать свой французский акцент.

– Только не говорите мне, что Максина знает что-нибудь о грехе!

– Максина может казаться несколько педантичной, но, уверяю тебя, она прекрасно знает, что такое грех и унижение. Ее муж, Чарльз, находит… трудным противостоять натиску других женщин. Максина чувствовала себя униженной в течение многих лет, пока в один прекрасный день не поняла, что больше не в силах этого переносить. Конец всему. Развод. Джуди срочно вылетела во Францию и имела крупный разговор с Чарльзом. В конце концов ей удалось объяснить ему, что он может потерять, если позволит Максине уйти. И кажется, он это очень хорошо понял. Джуди может быть просто неистовой, если верит, что борется за правое дело.

– А какой была в юности моя мать?

– Храброй, как маленький барабанщик, идущий в бой. Ее отец разорился, и потому Джуди решила, что должна преуспеть в жизни во что бы то ни стало. Она всегда очень много работала. И в отличие от нас всех была человеком железной дисциплины. Бедняжка, у нее даже не было времени научиться кататься на лыжах.