Дана Стар - Единственная для бандита

Я резко дёргаюсь, отвечая на автомате:

– Были проблемы. И сейчас то-же. У меня проблемы, Серёжа. Очень серьёзные.

– Говори! Что случилось?

– Я д-думала ты знаешь. Может мерзавцы т-тебе рассказали?

– Гниды ничего мне не говорили! Они неделями держали меня в зассаном подвале! Если бы ты только знала, через какую срань я прошёл… – нагнетает грозовые интонации в голос.

– Знаю. Понимаю. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь!

– Нам нужно придумать план, как забрать тебя у итальянского гондона! Я заберу тебя к себе, малыш. Но пожить, наверное, пока придётся у Павлика в деревне. Здесь хорошо. Чистый воздух. Природа. Натуральная и полезная жратва.

– Не могу. Я… Я-я-я…

Ну как ему сказать? Сложно, чёрт! Боже!

– Лина, говори. Я не могу долго висеть на проводе. Рискованно, – сердито предупреждает.

– Я… беременна, Серёжа.

Бах. Сердце в груди врезается в рёбра и будто взрывается, разлетаясь на осколки, как снаряд.

– Беременна? – ревёт диким медведем. – Стоп. Чего? Я сейчас откинусь на месте! То есть ты… почему не сказала ничего? То есть они тебя… беременную вынудили лечь под мразь бандитскую?

– Нет! Ох, нет! – сердце грозится вылететь из груди. – Этот ребёнок… он не т-твой, – шепчу, едва не умирая. – Это ребёнок Леона. Понимаешь?

– Ах, ты блюдяшка паршивая! – я взвизгиваю, когда слышу мощный грохот на заднем плане в динамике. – Получается, пока я срал под себя, привязанный к стулу, и жрал протухшие консервы, каждый час получая по морде, ты там со своим ёбарем итальянским кувыркалась?! Пёхалась? На члене убийцы вертелась и орала во все гланды? Хорошо так оттянулась, дрянь? А? Паскуда… Ещё рожать ему собралась? ДА?! Почём пиздой детородной торгуешь, милая?!

– Нет, Сергей! Нет! – от потока грязного мата хочется спрятаться, забиться в угол, перестать дышать. – Не говори так! Серёжа, умоляю! Пойми!

– Паскуда… продажная. Я подыхал, думал о тебе, а ты в это время богатеям детей рожаешь! Пелёнки норковые приготовили уже?!

Хочется уши зажмурить. Оглохнуть и ослепнуть хочется. Исчезнуть. Навсегда. Как снег на солнце растаять. Чтобы не чувствовать тех проклятых мучений, который я чувствую прямо сейчас.

– Не говори со мной так, Серёжа! – прошу, пытаясь не повышать голос. – Ты не знаешь… Не знаешь всего!

– Не говорить с тобой так? – горько вздыхает. – Мне больно. Больно, понимаешь? Ты моё сердце в грязи утопила, глубоко в душу харкнула. Как мне после этого с тобой разговаривать? Ты залетела, да? Алина!

– Да. Но я… Но я как суррогатная мать!.. У нас контракт. Сделка. Чтобы спасти Катю.

Вру. Вру. Вру.

До пелены перед глазами.

Обманываю его. Леона и себя.

Дрянь я. Тварь. И шлюха. Трусливая овца, которая боится сказать правду. Просто тупо боится признаться!

Господи. Боже. Прости!

Стыдно мне. Страшно. Горько.

Больно душе. До сумасшествия! Как же мне больно!

Не могу. Я не могу. Сказать всю правду.

Я слабое, трусливое существо.

– Так получилось, Серёжа… Ты же помнишь, – шепчу. – Помнишь, как всё начиналось? Я ради тебя под бандита легла. Ради спасения твоей жизни, С-с-серёжа…

– Гондон натягивать не пробовала, чтобы не залететь? – зло спрашивает.

Реву в кулак, заглушая рыдания. Стараюсь не шуметь. Но как же больно… Ад в груди!

– Он не любит так.

– ЧЕГО?! Давай, расскажи мне, сколько раз за ночь он тебя на члене проворачивал, как подстилку! – злобно рычит Серёжа. – Как он тебя трахать любит… Ну же. Давай! Мне ссать было больно, чуть все яйца не отколотили… А ты расскажи, какой большой и толстый ствол у твоего богатого итальяшки.

– Всё не так… Не так. Таблетки не сработали. Это случайно получилось. И я… не смогла сделать аборт. Это же ребёнок. Не смогла убить его…

Серёжа в ответ рычит, как дикий вепрь.

– Когда Моретти узнал о ребёнке, приказал оставить. Его семье нужен наследник. Я должна родить малыша и отдать семье мафиози. А они взамен спасут Катю, оплачивают дорогостоящее лечение…

– Катю… – эхом повторяет Серёжа.

– Да, Катю. Сестрёнку. Она в коме после аварии… У меня не было выбора. Не было…

В ответ слышится гнетущая тишина, разрывающая давлением барабанные перепонки. Малыш в животе начинает беспокойно крутиться и толкаться ножками во всем мои органы. Он недоволен. Он чувствует, что мамочке плохо и ведёт себя так же. Ему не нравится этот разговор, не нравится поток моих бешеных эмоций.

– Не было выбора… Я понял, – глубокий выдох.

– Успокойся, пожалуйста, и выслушай меня. Всё так закрутилось, завертелось… Я не смогла сделать аборт. И на лечение Кати денег нет… А ты? Недоноски бы п-прикончили тебя. Из-за меня. Я же не смирюсь с этим, понимаешь? Если из-за меня убьют человека. Когда я забеременела, Леон выгнал меня. Обвинил во лжи. Думал, я специально не предохранялась… Но всё не так. Я пила таблетки. Они не сработали. Вот он и выгнал меня. На аборт отправил. Но потом стало известно, что Леону нужен наследник. Это требование главы семьи. Мафиозные порядки, – отчаянно, на одном вдохе тараторю я. – Мне пришлось согласиться. Только лишь с этим условием Моретти оставил меня рядом с собой. Я снова могла шпионить. Лишь только так.

– Какой месяц? – с укором рычит бывший парень.

Два слова. Всего два слова он смог выдавить из себя в ответ на мою длинную исповедь.

– Шестой.

– Значит, родишь ему отпрыска и всё? Свободна? – с надеждой уточняет Серёжа. – Сейчас не можешь уехать?

– Нет.

– Как же складно ты врёшь, любимая, – слово «любимая» он произносит с особым ядом. – Ты его шлюха, да? Втюрилась? В этого монстра бездушного и жестокого? В убийцу. В мясника! В чудовище черноглазое!

– Замолчи! Прекрати!

Новый поток слёз выплёскивается наружу.

Не хочу ничего слышать. Мне больно не только за себя, но и за Леона обидно. Когда Сергей его оскорбляет, еак будто не обзывает словами, но бьёт кулаками. Но не Леона, а будто меня. Боль от слов Серёжи чувствуется так же остро, как от настоящих ударов.

– Моретти не человек! Если бы ты знала, сколько смертей отпечаталось на его ублюдских руках! Ужасный, не знающий жалости, богатый жестокий выродок! Исчадье ада. Отребье природы! Таких отстреливать и сжигать живьём на кострах справедли…

– Нет. Он не такой! – реву, отмахиваясь, перекрикивая своего парня. Теперь уже точно – бывшего. – Леон был ко мне добр. Он заботится. Лечение Кати оплачивает.

– Да пошла ты, – перебивает, схаркивая грубые матерные слова. – Шлюха. Грёбаная. Циничная подстилка убийцы! Иди дальше, соси его хуй! Совет вам да любовь!

Связь обрывается.

В телефоне раздаются монотонные гудки.

Неимоверным усилием воли я заставляю себя забыть о гадком разговоре с Серёжей. Да, я понимаю, у него шок. Возможно, в плену его сильно сломали, подорвав психику. Логично.