Анна Шеол - По рукам и ногам. Книга 1 [litres с оптимизированной обложкой]

– Я влюбился. В девочку из эскорта. Её зовут Элен Райт.

Дождь барабанил по раме. За окном медленно опускался вечер, и мир немного звенел. Я сидела на полу, оставшись один на один с этой чертовски простой и очевидной истиной. Нет никого, абсолютно никого, кто бы меня любил. Кому бы я нужна была хоть немножечко.

– Ты серьёзно сейчас? – голос выходит охрипший и придушенный, не голос, а чёрт-те что.

И Ланкмиллер будто не слышит моего вопроса. Он рассказывает, какая она замечательная, что у неё ласковый успокаивающий голос и глаза словно подсвечены изнутри, что она очень хорошо умеет шутить, но всё равно почему-то кажется уязвимой. Что она очень нежная и открытая и жутко любит книги по астрофизике. И что, когда она улыбается, у него останавливается сердце.

– Тебе правда кажется, сейчас подходящий момент, чтобы поболтать об этом? Я только что поделилась с тобой чем-то очень личным, чем-то, что разрушило мою жизнь. И ты… ты даже ничего не сказал в ответ. Ты бы мог отозваться хоть как-нибудь, как это принято у людей. Я же здесь, рядом, сижу у тебя в ногах и даже дышать не могу от боли. Понимаешь, я не игрушка, которую ты можешь позвать к себе в спальню, когда тебе скучно, или одиноко, или не в кого засунуть свой член. Я, блин, живой человек.

Горькая усмешка тронула губы. Живой человек? Неужели ты так уверена? Что в тебе осталось от человека? Ни хороших шуток, ни книжек по астрофизике. Я ещё раз взглянула на притихшего Ланкмиллера через плечо. Что ж, это хотя бы объясняет ту страшную безнадёгу в его глазах. Влюбился. Да ещё и в эскортницу.

– Впрочем, если ты всё же хочешь услышать моё мнение, я скажу вот что. Ты идиот. Думал, что с тобой-то уж точно такого не случится, решил, что ты чёртов грёбаный властелин мира? Всё и всегда будет по плечу? И что, любовь порушила твои планы, больше ничего не контролируешь? Печально. Хотя знаешь, что? Это не так уж плохо, Ланкмиллер. Это значит, что ты по крайней мере хоть что-то чувствуешь. Ты не безнадёжен.

Я поднялась на ноги, чувствуя во всём теле слабость, и, пошатываясь, как пьяная, направилась в сторону ванной.

– Куда ты собралась? – немедленно прилетело вслед.

– Покончить со всем этим.

Какое счастье, что он не сразу понял, о чём я. Когда наконец догадается, будет уже поздно. Защёлка повернулась, и дверь оказалась заперта. Я прислонилась к ней затылком, оглядываясь.

Жемчужная плитка без единого следа плесени. Гель для душа с запахом миндального молока.

Тошнота, нездоровый холод, неведение и смерть.

– Кику, выйди ко мне, давай поговорим. – Судя по голосу, он подошёл к двери. Стало быть, начал подозревать неладное.

– Разве мы только что не славно поговорили? – с усмешкой осведомилась я, открывая водопроводный кран.

Мучитель опять зовёт меня этой уродской кличкой. А мог бы быть хоть немного поделикатнее, раз уж он понял всё.

– Выйди. Немедленно, – стукнул кулаком в дверь, заставив невольно вздрогнуть. Разозлился, поди.

Видел бы он, как мне смешно от его приказов, орал бы, наверное, куда громче. Шум воды успокаивал нервы и отвлекал от того, что висело на плечах непосильным грузом. От того, что мне предстояло. Хорошо бы он мог заглушить и голос моего хозяина, но, к несчастью, тот различался всё так же чётко.

– Я больше тебя не слушаю, Кэри.

– Ну что ты там делать собралась? Маленькая моя, ты же у меня рассудительная, давай без глупостей. Открой дверь.

Кажется, я становлюсь неудобной ему. Застрявшая в горле косточка, зуд в черепной коробке.

Я распахнула шкафчик сбоку от зеркала в поисках чего-то подходящего, не совсем соображая, чем закончу, если поиски эти так и не увенчаются успехом. Аптечку я ещё в прошлый раз оставила у Ланкмиллера в кабинете, когда я лечила мучительскую спину после порки. А стоило быть предусмотрительнее. Что ж, таблетки отметаются.

В крайнем случае можно было бы осуществить очередной побег. А потом быть пойманной и расчленённой Генрихом, съеденной заживо. Результат в конечном итоге выйдет один и тот же. Способ, правда, не слишком приятный, но это мелочи. Я тихо посмеялась этой идее без радостных перспектив, и смех вышел жутким, словно прямиком из могилы.

Ланкмиллер за дверью приутих на какое-то время, пока я думала. Человек, считающий, что может распоряжаться моей жизнью и смертью в равной степени. Что он чувствует, стоя по ту сторону, догадываясь, что меня сейчас охватывают те же самые мысли, что свели в могилу его мать? Они оплетают воздух щупальцами, врезаются в кожу нитями, остаются на подкорке мозга странным расслабляющим послевкусием. Видел бы он. Знал бы.

Под руку наконец попалась бритва, и я принялась выцарапывать из нее лезвие, оставляя порезы на пальцах, почти не ощущая боли. Острое. Как раз то, что нужно.

– Кику, подойди к двери, не потроши мою бритву.

Он распознал по звукам? Иногда мне с трудом верится в то, что он человек.

– Да хватит звать меня этим дурацким именем, – огрызнулась в ответ, с большим упорством продолжая начатое.

Руки немного тряслись от волнения, колени тоже, поэтому мне пришлось опуститься на пол, прислонившись спиной к двери. Я подошла, потому что он позвал. Но разве меня теперь волнуют его приказы?

– Розмари, – мучитель вздохнул, и в его напряжённом голосе послышались легкие нотки смеха, которым смеются, когда для этого не остаётся поводов. – Ну а если я не стану сейчас выламывать дверь, спасать тебя, вызывать тебе доктора? Что будет?

– Себе доктора вызови, – зло прошипела я.

Ты знаешь, что будет. Может, даже немного лучше меня.

В конечном итоге лезвие всё-таки было вытащено, и я быстро, без колебаний, полоснула по коже, вскрывая синие нити вен. Левое запястье. Правое. Словно тонкая бумага, купленная за бесценок, кожа разошлась под напором, и я, поморщившись, сжала зубы. Это было терпимо. Меня сейчас выжигало изнутри кое-что более страшное.

– Подожди, ничего не делай. – Кэри не терял самообладания, только голос у него был какой-то глухой. А так… он сохранил даже прежний пробирающий до костей властный тон. Я только хохотнула в ответ, запрокидывая голову. Ланкмиллер тяжело замолчал на секунду, потом мрачно осведомился: – Уже?

– Уже.

Запястья неприятно пульсировали. Кровь из открытых ран лилась на кафель, тёмно-красная и густая. Гораздо медленней, чем я думала. Так у меня будет минут пятнадцать. А то и все полчаса, и это слишком долго. Хотелось, чтобы быстрее. Я, закусив губу, сделала ещё по надрезу выше и глубже и тут же тихонько зашипела, жмурясь.

– Что, Кику, не получается? – со злым ехидством осведомился Ланкмиллер.

– Я тебе сказала так меня не звать!

Почему это меня вообще волнует сейчас? Такая мелочь. Кэри кашляет отчего-то, потом надолго замолкает, и до меня не доносится даже его тяжёлое медленное дыхание.