Таьтьяна Иванько - В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал

– Да нешто мы без понятия… но Марк Борисыч… тут же… все точки этих… хрен с ними, с боевиками и террористами, главное, вот – аэропорты, все эти проклятые гнёзда… С этим наблюдением всё упрощается в сотни раз.

– Их гнёзда здесь, в Москве, – сказал я.

Он повернул голову ко мне.

– Скажу больше…

Я кивнул, не стоит продолжать, я и сам знал не хуже.

– Вот теперь надо подумать как самим стать сильнее, и как настолько ослабить их, чтобы то, что сейчас происходит в Чечне и много ещё где, закончилось само собой, – сказал Радюгин.

Так что работа у нас в этом направлении шла самым активным образом.

Таня должна закончить свои съёмки в конце июня, конечно, она осталась бы дольше, но она никогда не покидала Москву дольше, чем на два-три месяца ещё со времён учёбы, поэтому её модельная карьера не могла складываться настолько успешно, как должна, будь иначе, отдайся она этому делу полностью, Таня была бы миллионершей. Но всё шло, как шло, и как она считала нужным.

Агентство приняло некогда её условия и не прогадало. Таню хотели фотографы и модельеры, поэтому на показах и в журналах её было много, она за свои три месяца отрабатывала то, что другим не всегда удаётся и за год. Быть может, торчи она постоянно на глазах, она могла бы надоесть всем, это очень быстро происходит, а вот так, небольшими дозами… получалось, что при всей ошибочности такой тактики, она была самой верной.

Таня просила меня приехать Каннский фестиваль в середине мая, чтобы побыть с ней.

– Ты знаешь, я не хочу светиться, – сказал я, мне хотелось светиться рядом с ней, но я знал, что этого лучше не делать.

– Это протокольное мероприятие, оно нужно агентству, оно нужно мне, почему я должна идти туда одна? Или мне что, с Гариком Теребухиным отправиться? Так он мне ростом до плеча, народ смешить?

– Танюшка, ты же всё понимаешь прекрасно, – сказал я.

– Если не приедешь, я позову с собой «МэМи», им надо светиться.

– Скажу одно: идея прекрасная для карьер вас всех, нет ничего лучше для рокера, чем подружка знаменитая модель, а я пока буду злиться и ревновать.

– Не будешь, если бы злился и ревновал, то приехал бы.

– Разве я тебе нужен злой?

– Нет, ты нужен добрый…

В результате я лицезрел их снимки в журналах и в Интернете, где я проводил много времени, особенно в разлуке с Таней, превращаясь в настоящего киборга, забывающего даже поесть, проводя свои сделки, наблюдая за тем, как преувеличиваются мои капиталы, деньги двигаются по финансовым потокам, как кровь по сосудам, и к тому же выискивая всё, что мог найти о том, что меня интересовало, а интересы мои были обширны и разносторонни. Открыв для себя электронные деньги, я создал несколько анонимных счетов. Точнее они все были зарегистрированы на реальные имена, только людей этих не существовало, всеми был я, это очень облегчало и делало ещё более безопасной мою жизнь.

Вот я и увидел их всех пресловутой красной ковровой дорожке. Благодаря Тане засветились и Ленин и вся их группа, и даже жена барабанщика Сергея, Роза, которой никакие Канны и во сне не снились, несмотря на все её достоинства. В результате того похода, «МэМи» получила приглашение на несколько концертов в Германию, Австрию и Францию, и даже одно в Америку. А Роза контракт с модельным агентством, с которым сотрудничала Таня. Иногда мне кажется, что всё, к чему прикасается Таня, превращается в золото…

А вот ко мне в Москве заявился натуральный прокурорский следователь. Весьма самоуверенный и наглый, как все эти представители правоохранительных и карательных структур. Немного вертлявый, хотя при его коренастой фигуре это было неестественно и потому противно, востроглазый, так и шарил чёрными жгучими глазами по углам, словно там надеялся найти ответы на свои вопросы или раскрыть какие-то наши тайны, как какая-нибудь старая соседка-сплетница, у нас был полный комплект таких на Профсоюзной. Здесь, в доме моего детства таких не водилось, старухи здесь все, как графини первой эмигрантской волны с осанками, ридикюльчиками и шубами из прежних времён, обедневшие, но гордые.

Но немало было таких, кто при новых временах жил лучше прежнего, вовремя подсуетившись, некоторые министерские и номенклатурные работники оказались собственниками или акционерами заводов, фабрик или иных предприятий, приносящих ощутимый доход. Иные оказались в удачной тени своих детей, которым успели устроить карьеры или то же обладание предприятиями различного масштаба или построивших на их обломках новый бизнес, как правило, совместный с иностранными компаниями. Так что публика тут у нас в основном оставалась та же, что помнила меня ребёнком, и чувствовала себя хозяева жизни и страны, пока не отходя в тень, уступив место совсем уж «новым русским», большинство из которых были выходцами из пригородов или даже каких-нибудь Тамбовов.

Вот такой специалист по всем этим «красавцам» и явился ко мне в один пасмурный и душный день около полудня, и ощущение, что сегодня обязательно пойдёт дождь, который тужится с самой ночи, от появления этого человека только усилилось.

– Добрый день, Марк Борисович Лиргамир? – сказал он, хотя по его лицу видно, что он отлично понимает, с кем говорит и даже знает, как я выгляжу.

– Совершенно верно, – сказал я, не отступая от двери, наша приходящая домработница только что пришла, чтобы заняться готовкой и уборкой, и переодевалась сейчас в помещении, которое было отведено ей для этого и ещё для отдыха.

Именно поэтому дверь открыл я сам, к тому же консьержка позвонила снизу и сказала:

– Марк Борисыч, тут какой-то прокурорский к вам поднимается, удостоверение предъявил. Я пропустила, правильно?

– Конечно, не беспокойтесь, – ответил я.

Так что я знал, кто это поднимается ко мне в квартиру, и, когда он достал удостоверение Кочарян Иван Иваныч, старший следователь прокуратуры уже не удивился.

– Чем обязан, Иван Иваныч? Или по имени-отчеству не полагается? – спросил я, не спеша отступать от двери и пропускать его в мой дом.

– Отчего же, – он фальшиво улыбнулся. – Приветствуется. Позволите побеседовать с вами?

Я отошёл, наконец, от двери, открывая путь.

– Побеседовать? О чём же?

Я повёл его в гостиную прямо от передней.

– У вас очень красивый дом, – сказал Кочарян, а я подумал, он что, лейтенанта Коломбо изображает?

Я сел в кресло и предложил ему устроиться напротив меня через журнальный столик, на котором аккуратными стопками лежали журналы, где были Танины обложки. Про его взгляду я понял, что он увидел это.

– Я вас слушаю, Иван Иваныч, – сказал я, не дожидаясь, пока он заговорит о Тане. – Может быть, выпить хотите? Если алкоголь на работе не употребляете, так может… э-э… пепси? Или… тоника?