Л. Романовская - Не твоя девочка

…

– Все, завтра заеду. Надень тот сетчатый комбез. Да, красный. Все, целую.

Я стояла ни жива ни мертва. На глаза почему-то сразу навернулись слезы. Вот оно как. Значит кого-то муж все -таки способен любить…

Но я тут же взяла себя в руки. Что за бред?! Ведь мне плевать на этого хлыща. Вокруг него одни понты, дешевый спектакль, неискренность и нелюбовь. Не может они никого любить, не умеет! Пудрит мозги очередной своей дурочке, а заодно и мне.

И все-таки неприятно, что твой собственный муж говорит о любви какой-то там Ладе. Это всего лишь чувство собственничества, и ничего более.

Я незаметно прошмыгнула в свою комнату и два часа тупо пялилась в стену, пока меня не позвали обедать. Вертелецкий с задумчивым видом ковырялся в тарелке. На меня внимания не обращал. Зато я ужасно злилась и то дело бросала на него ненавидящие взгляды.

– Перестань фырчать. Ты сейчас лопнешь от злости, – вдруг отчетливо произнес мой муж, так, что я даже подавилась кусочком бисквита.

– С чего вы взяли? – откашлявшись, спросила его сердито.

– Ты невыносима, Алиса Сергеевна. На кой черт я с тобой связался…

– Ну да, ну да… Надо было с Ладой связываться, – я все-таки не удержалась от колкого замечания, о чем почти сразу же пожалела.

Но было поздно.

Язык мой-враг мой. Знаю-знаю.

Зато Вертелецкий даже глазом не моргнул, гад такой!

– Жаль, что ты так и не поняла своей маленькой бестолковой головкой, что чем меньше знаешь-тем крепче спишь.

Я закатила глаза, всем своим видом показывая, что плевать хотела на его слова.

Богдан резко встал, так, что стул отлетел к стене и быстро подошел ко мне. С грохотом отодвинул мой стул, склонился и прямо на ухо произнес:

– Еще раз подслушаешь мои разговоры – уши откручу. Будь умничкой, Лиса и, может быть, тебе повезет не увидеть меня плохим дядей.

Я сидела ни жива ни мертва, съежившись в комок. Была уверена, что вот сейчас он обязательно меня ударит. Но Богдан выпрямился, артистичным движением поправил волосы и пошел обратно на свое место.

Но прежде, чем приступить к еде, улыбнулся, глядя на меня и по слогам произнес:

– Это так… совет на будущее…

Как же я его ненавижу. Самовлюбленный осел! Какого черта ему надо от меня? Женился бы на своей этой Ладе, я ему с какого бока? И ладно бы у нас хоть что-то общее было, нет же! Даже в спальню мою он приходит лишь ради проформы, чтобы по-быстрому исполнить супружеский долг и свалить. Особого энтузиазма не проявляет, отчего я неимоверно расстраиваюсь и злюсь.

В конце концов, я все-таки замужем – хочется полноценной супружеской жизни, раз уж друзьями стать не вышло. И еще… меня это безумно задевает. Вот это вот всё. Какие-то там Лады, Кати, Маши…

Я все-таки девушка и при чем, довольно симпатичная. Ему что, совсем меня не хочется?!

Меня так сильно задевало такое положение дел, что я в отместку притворялась рыбой всякий раз, когда ему вдруг приходила охота заняться любовью.

Короче говоря, я откровенно скучала и от этой самой скуки пустилась во все тяжкие, о чём и сделала единственную запись в дневнике, который решилась вести от нечего делать:

«Благополучно окончив универ с красным дипломом, Алиса ушла в загул…»

Первым делом я записалась на сальсу, куда мне следовало приходить два раза в неделю на пару часов занятий. Затем в кружок рисования при доме офицеров на четыре часа в неделю. И, наконец, в драматический театр в любительскую труппу, которая занимала меня еще два дня в неделю. В общем со скукой временно было покончено, и это бесконечно радовало.

И вот однажды, когда я собиралась на сальсу, уже почти готовая к выходу, из гостиной внизу раздался душераздирающий крик:

– Алиска, мать твою! Ну-ка иди сюда!

– Алиса, мать твою, бегом ко мне! Рысью, рысью…

Богдан снова напился как свинья и в очередной раз решил поучить меня жизни. Хотя, надо признать, по-трезвому он был вполне адекватный и совсем не грубый. Если, конечно, я не лезла к нему со своей дурью. А после того раза за столом, я не лезла.

Зато, когда он напивался, дома начиналась настоящая вакханалия с бесконечными нравоучениями, критикой и унижением меня.

Вот и в этот раз пришлось мне выйти из укрытия – своей комнаты на втором этаже нашего огромного дома, чтобы с кислой миной выслушивать наставления муженька. Не выйти я не могла – сам придет, за ручку выведет и еще три часа будет вдалбливать мне в голову, почему, как и за что конкретно я должна его ценить, уважать и бояться.

– Алиска, иди сюда, дрянь моя ненаглядная!

– Богдан Витальевич, вы снова перебрали, – я тихой сапой проскользнула мимо его цепких рук и опустилась в кресло напротив.

– У-у-у, солнце мое, все опустить меня пытаешься, по отчеству называешь, типа чужой я тебе, да?! – Вертелецкий грозно нахмурился, набычился и опасно навис надо мной, сжав кулаки.

Я поежилась и вжалась в спинку кресла. До сих пор Вертелецкий меня не бил, помня видимо про обещание, данное моему дядюшке, но кто знает, что сейчас взбредет в его пьяную голову.

– Нет, нет… что вы… Я вовсе не поэтому. Я просто вас очень уважаю, – пискнула я, на что муж вдруг резко разогнулся и захохотал.

– Хитра Лиса-Алиса, да я хитрее. Что, ерундой страдать вздумала? Думаешь, так изменять легче будет? Сальса ведь, мать ее, сальса, Вадик, ты слышал?!

Вадик – личный помощник и охранник драгоценного тела муженька тут же заржал, как всегда, пресмыкаясь перед хозяином, а я поморщилась. Идиоты.

– Нет, что вы, Богдан Витальевич! Я просто подумала, что ваша жена должна быть разносторонней личностью. Не хотите же вы, чтобы я целыми днями сидела дома, варила борщ и рожала детей?! Каждый год по одному?!

Вертелецкий вдруг прекратил смеяться и тихо произнес:

– Вообще-то именно этого я и хочу. Впрочем… развлекайся… пока. И не думай, что сможешь выкинуть какую-нибудь хрень. Мои ребята за тобой наблюдают. Ты же у нас круглая сирота…

Я невольно сглотнула ком в горле. Вот и сбылись мои предчувствия и опасения. Покажется так мужу, что я гуляю от него, мигом башку свернет.

– Не волнуйтесь. Я думать умею, – пробурчала я. Подумала и добавила, – Немного…

***

В общем и целом, я старалась как можно реже попадаться муженьку на глаза, а уж если и оказывалась с ним наедине, то по крайней мере училась сдерживать свой острый язык, дабы не провоцировать Богдана на действия против меня же.

Короче говоря, копила все в себе.

Психологи вроде что-то там говорят про то, что нельзя все держать внутри себя, но это они видимо с моим мужем не жили. Попробуй выскажи этому бандиту свое недовольство, мигом без языка останешься. А то и без головы вовсе. Вот и ходила я вечно раздраженная и все больше впадала в уныние. Единственное, что я могла, так это исподтишка показывать язык своим вечным соглядатаям, ходившим за мной по пятам, да подшучивать над ними под одобрительные смешки публики.