Татьяна Герасимова - Я тебя загадала

Лёгкий летний ветерок ребячески играет в твоих волосах, когда ты стоишь на балконе родительского двухэтажного дома, и вдыхаешь развевающиеся под его действием ароматы благоухающего сада.

Ещё буквально несколько минут, и твои длинные роскошные волосы подвергнутся заключению в тугую элегантную причёску под строгим надзором очередного мастера от бога, приглашенного твоей мамой.

Уж она-то знает в этом толк.

Что ж, с этим, конечно, сложно поспорить. Но в последнее время даже эта незначительная мелочь вводит тебя в напряжение. А всё потому, что ты даже не можешь сама выбрать себе причёску для выхода в свет в качестве невесты на своей собственной помолвке.

Сделав ещё один глубокий вдох, ты возвращаешься в комнату, и останавливаешься напротив изысканного длинного платья, которое послужит ещё одним твоим украшением в этот особенный вечер.

Лёгкое прикосновение к шёлковой материи приятно холодит руку, заставляя разум представлять, как оно идеально сядет по фигуре.

Рядом стоящие серебристые босоножки на высоком каблуке прекрасно дополнят твой образ достойной невестки.

Но, если честно, это такие мелочи, которые совсем не должны тебя волновать в сложившейся ситуации.

Ты обречённо опускаешь взгляд на помолвочное кольцо, красиво переливающееся на твоём безымянном пальце в прямых лучах заходящего солнца. И только с наступлением полноценной темноты оно погаснет, как и твоя надежда на избежание этого брака.

Не будем говорить о том, что тебя выдают замуж насильно. Нет.

Но с каждым днем приближающегося события ты ощущаешь некий страх, смятение, и ещё большие сомнения в своём выборе.

Коул Малкольм был для тебя прекрасным другом с самых детских времен, наставником и советчиком в любых сложных ситуациях. Вы практически понимали друг друга с полуслова. Более того, он стал твоим первым мужчиной, и учителем в сексуальном опыте.

Но ты даже за эти годы вашего знакомства не чувствовала к нему ничего подобного в эмоциональном плане, о чём читала в книжках.

Между вами не было никакой головокружительной страсти, жажды испытать что-то нереальное, а лишь обычный традиционный секс, без каких-либо новшеств.

И это вполне устраивало твоего новоиспеченного жениха, чего нельзя было сказать о тебе самой.

Все свои двадцать пять лет ты жила по принципам и советам своих родителей, никогда не противореча их прихотям, и не пыталась перечить их воле.

Если кто-то спросит: каково это – жить по чужим правилам и наставлениям?

И ты ответишь: терпимо, если хочешь и дальше продолжать жить и не страшиться стать изгоем из своей собственной семьи.

Что, собственно, и произошло с твоим старшим братом.

Кстати, говоря, о нём…

Ты вздрагиваешь, когда из задумчивого состояния тебя выводит вибрация собственного телефона.

На его экране красуется фото любимого старшего брата, с которым ты долгое время поддерживаешь тайную связь, уже пренебрегая одним из правил своей семьи.

Твои губы медленно расплываются в улыбке, и ты подносишь телефон к уху, принимая входящий звонок.

Крис Форбс: Только не говори, что я опоздал с вразумительными наставлениями по поводу отказа для вступления в этот брак?..

Мэган Форбс: И тебе привет, братик.

Окажись ты сейчас рядом, быть может, тебе бы и удалось меня в этом переубедить.

Ты слышишь, как на том конце телефонной линии Крис подавляет болезненный стон, наверняка, обхватывая голову руками, как он обычно это делает при всякой сложившейся терзающей его проблеме.

И сейчас эту проблему создаёшь именно ты.

Крис Форбс: Боже, Мэг… ты же знаешь, что не должна этого делать…

Ты не можешь жертвовать своим счастьем только потому, что родители хотят воздвигнуть нерушимую империю, якобы это всё для твоего блага.

Мэган Форбс: А если Коул и есть моя судьба, Крис?

Тогда зачем противиться этому?

Крис Форбс: Как-то не убедительно ты говоришь об этом.

Мы сейчас живём не в эпоху крепостного права.

Так что ты запросто можешь отказаться от этой сделки и уйти с чистой совестью, не обращая все свои мечты и планы в прах этой безумной идеей.

Мэган Форбс: И стать, так же, как и ты, изгнанной за порог собственного дома, а заодно и из родительских сердец?

Крис замолкает на некоторое время, и ты тут же жалеешь о том, что сболтнула лишнего, задев его за ещё кровоточащие душевные раны.

Мэган Форбс: Прости… я не должна была этого говорить.

Крис Форбс: Всё нормально.

Но рано или поздно они бы обязательно осознали, что никакое счастье невозможно измерить материальным благом.

Мэган Форбс: Но пока что этого не произошло…

Уже пять этих долгих лет они и словом не обмолвились о том, что у них есть старший сын.

Мне страшно, Крис…

Крис Форбс: Я знаю.

Но сейчас всё зависит только от тебя.

Ты ещё так молода, Мэгги.

И, зная твой шабутной характер, скажу прямо: ты погибнешь в этих золотых силках, если не будешь руководствоваться желаниям своего сердца.

Иногда, я не узнаю тебя, сестрёнка.

Что стало с той неугомонной и жаждущей приключений малышкой, которая всегда подбивала меня в детстве на разные шалости?

Грустно хмыкнув, ты позволяешь воспоминаниям унести тебя в те счастливые мгновения, которые сейчас описывает Крис.

А после отвечаешь ему, стараясь не дрогнуть голосом.

Мэган Форбс: Эта девочка давно выросла, Крис.

Крис Форбс: Как горько это слышать… – произносит он, разочарованно, выделяя каждое своё слово.

Крис Форбс: Не вижу больше смысла спорить с тобой по этому поводу.

Выбор за тобой.

И знай, я всегда буду на твоей стороне.

Мэган Форбс: Спасибо, Крис.

Как ты сам? Оправился от сердечной раны?

Крис тяжело вздыхает, и начинает громко и часто дышать в трубку, тем самым оповещая о своём волнении.

Крис Форбс: Нууу… можно и так сказать.

Мэган Форбс: Так-так-так…

Ты ничего не хочешь мне рассказать?

И через пару минут он сдаётся, выкладывая всё, как на духу, о своём новом романе, но со старой знакомой.

Мэган Форбс: Лиззи, значит.

Я помню её. И по твоим рассказам, она давно была в тебя влюблена.

Крис Форбс: Откуда ты это знаешь?

Ты её даже ни разу не видела.