Кей Хупер - Послание из ада (Одержимая)

– У тебя есть какое-нибудь дельное предложение? – насторожился Энди.

Дженнифер усмехнулась:

– Предложение у меня, конечно, есть, но только вряд ли из него что-то выйдет.

– Ну-ка, расскажи поподробнее. – Помогая себе ногами, Энди подкатился к столу. – Ну, что там у тебя?

Дженнифер постучала ногтем по бумаге, которую держала в руке.

– Я пытаюсь выследить одного бездомного бродягу, который мог кое-что видеть.

Энди фыркнул.

– Все бездомные бродяги, если они еще что-то соображают, давно подались в теплые края. О, Флорида!.. – воскликнул он, мечтательно закрыв глаза, потом спросил деловым тоном: – Где Скотт?

– Поехал за пиццей. Мы проголодались, и Скотта решил проветриться. Говорит, на свежем воздухе ему легче думается. – Дженнифер посмотрела на усталое лицо Энди. – Мэгги не звонила? – спросила она. – По моим расчетам, она уже должна закончить с Холлис Темплтон. Вдруг у нее есть что-нибудь новенькое!

– Ну, если бы ей удалось нащупать какой-то след, она бы давно нам сообщила. – Энди уныло покачал головой. – Впрочем, я уже не верю, что мисс Темплтон сможет вспомнить что-то полезное.

– Правда не веришь?

– Не верю, но надеюсь.

Дженнифер вздохнула:

– В последнее время для всех нас мир невероятно сузился. Я, например, уже давно не замечаю ничего, что не относится к расследованию. А ты?

– Боюсь, это наша общая болезнь. Патологоанатом обещал прислать отчет, как только закончит с Самантой Митчелл, но вряд ли он сумеет что-то добавить к тому, что мы уже знаем. Горло ей перерезали, пока она была еще жива. Саманта умерла от потери крови.

– А как насчет… Окулист сделал это потом?

На скулах Энди заиграли желваки.

– Да, потом. Патологоанатом думает, он разрезал ей живот примерно через минуту или две после наступления клинической смерти. Но ребенок был еще жив.

Дженнифер, не ожидавшая ничего подобного, почувствовала подкатившую к горлу дурноту.

– О господи!..

– Думаю, тебя не нужно предупреждать, что пресса об этом знать не должна, – холодно добавил Энди. – Иначе журналисты живо переименуют нашего Окулиста в Гинеколога, а нам и без этого неприятностей хватает.

– А Томас Митчелл знает?

– Нет, он ничего не знает, и если Драммонд согласится меня выслушать – никогда не узнает.

Дженнифер снова посмотрела на протокол, который держала в руках.

– Слушай, Энди, может быть, мы все-таки чего-то не учли, не заметили?

– Насколько мне известно, мы сделали все, что могли, но у нас нет ни улик, ни свидетелей, ни даже примерного описания преступника. Единственная ниточка, которая у нас есть, – это преступления тридцать четвертого года, которые раскопали вы со Скоттом.

– Какая же это ниточка! – вздохнула Дженнифер. – Несколько набросков и фотоснимков женщин, убитых неизвестным преступником шестьдесят пять лет назад, – вот и все, что у нас есть. Да, теперь мы знаем, что Окулист ищет похожих женщин, но нам это ничего не дает.

Энди хотел еще что-то сказать, но на столе зазвонил телефон, и он взял трубку.

– Детектив Бреннер… – Некоторое время он слушал, рассеянно следя за Дженнифер, которая продолжала листать протокол, потом сказал:

– О'кей, скажите ему, что я сейчас буду.

Когда он повесил трубку, Дженнифер спросила:

– Люк?

Энди поднялся, тяжело опираясь о стол руками.

– Да, черт его дери.

– Он по-прежнему не хочет обратиться в ФБР?

– Драммонд не станет просить помощи, пока не завязнет по самые уши. – Энди вздохнул. – Честно говоря, я уже почти готов обратиться к начальнику городской полиции через голову лейтенанта. В крайнем случае можно попросить о помощи друзей Джона, официально или неофициально, это уж как выйдет.

Дженнифер покачала головой:

– Не делай этого. Мы с тобой прекрасно знаем, что Драммонд никогда тебе этого не простит. А он может испортить тебе всю карьеру, если захочет.

– А если мне наплевать на карьеру?

Дженнифер улыбнулась.

– Тебе не наплевать, Энди. И нам, твоим друзьям, это тоже не все равно. Я говорю это на случай, если ты не знал, как мы тебя любим и ценим, – уточнила она. – Нет, Энди, ты нам нужен, и нужен именно на этом месте, в твоем нынешнем качестве старшего детектива, руководителя следственной бригады. В чем я с тобой совершенно согласна, это в том, что необходим решительный прорыв. Почему Окулист начал убивать свои жертвы, я знаю и без объяснений психолога. Этот подонок – я имею в виду, разумеется, преступника – будет теперь действовать еще более жестоко и нагло, чем раньше, убедившись в своей безнаказанности. И наша задача – остановить его любой ценой. Да, Драммонд нам мешает, но открытое столкновение с лейтенантом ни к чему хорошему все равно не приведет. Скажи, нельзя ли как-нибудь обойти Люка или нажать на него, но так, чтобы самим не подставить головы под топор?

– Не знаю, наверное, способ есть, но, по совести говоря, сознавать, что мы оказались не способны справиться с этим делом без посторонней помощи, не особенно приятно.

– Разве не так же думает и Драммонд?

Энди уставился на нее.

– Да, ты права, – выговорил он наконец. – Самолюбие самолюбием, но дело от этого не должно страдать.

– Я уверена, Джон сможет нам помочь. – Дженнифер улыбнулась. – И Мэгги тоже. Во всяком случае, шеф городской полиции очень ее уважает и ценит. Не знаю, будут ли нам полезны эти два федеральных агента, которых пригласил Джон. Но если верить его словам, у них обоих за плечами немало сложных дел.

Дженнифер справедливо считала, что три искалеченные и три убитые женщины слишком высокая цена за чье-то самолюбие.

В глубине души Мэгги была уверена, что разговаривать с Холлис Темплтон именно сегодня не стоит. Вчерашний день был необыкновенно тяжелым. Сегодня она тоже почти не отдыхала. Да и разговор с Джоном потребовал от нее слишком большой выдержки и душевного напряжения. Она чувствовала себя выжатой как лимон. «Морально на четвереньках» – так называла Мэгги подобное состояние.

И все же не приехать она не могла.

Услышав, что она вошла, Холлис, сидевшая в кресле у окна, сказала:

– Сиделки на меня сердятся. Им хотелось бы, чтобы я больше лежала в постели, но я не могу… Мне трудно даже раздеться.

– Почему? – спросила Мэгги, опускаясь на стул возле кровати и открывая на чистой странице свой альбом для зарисовок.

– Наверное, потому, что пока я одета, я не чувствую себя такой беззащитной, – объяснила Холлис спокойно, но пальцы ее, сжимавшие поручни кресла, побелели от напряжения. – Кроме того, меня уже тошнит от этой койки.

– Я тебя понимаю, – сказала Мэгги. – Тебе, наверное, до смерти надоело валяться в больнице. Ты случайно не знаешь, когда тебя отпустят домой?

– Пока нет, – сказала Холлис. – Врачи разговаривали об этом в коридоре; дверь была закрыта, но я все равно слышала каждое слово. – Лицо ее дрогнуло в улыбке. – Повязку снимут уже в четверг, но когда меня выпишут, они, к сожалению, не говорили. Я думаю, все будет зависеть от результатов операции. Если я снова смогу видеть, задерживать меня они не станут. Если же нет…