Татьяна Милях - Потерянная наследница

Посланники короля поклонились, и Ландари, утерев неожиданно вспотевший лоб, с надеждой взглянул на сдерживающего улыбку кузена.

– Знаешь, Эрвин, пожалуй, я не стану препятствовать твоей миссии. Уж лучше получить взбучку от отца и всю жизнь прислуживать тебе, чем провести хоть одну ночь с этой красоткой.

– Может, просто закрыть глаза? – тихо хохотнул маркиз.

– Да? А руки я куда дену?! И что прикажешь, ещё и уши заткнуть? – зашипел граф. – Боже, я боюсь представить, как в её исполнении зазвучат крики любви. Вся округа сбежится на пир, подумав, что я режу свинью.

– Может, наоборот, в постели она будет холодна, как лёд, и не издаст ни звука? – потешался Эрвин.

– О! Это ещё хуже. Это всё равно что переспать с трупом. Знаешь, что… Пойду-ка я лучше прогуляюсь.

– И как ты это сделаешь? Думаешь, Герхард отпустит тебя?

– Передашь, что я задумал потолкаться по городу. Надеюсь узнать, чего интересного о нашей принцессе… – последнее слово граф буквально выдавил из себя и со скоростью стрелы покинул залу.

Оказавшись за пределами каменных стен, Ландари вздохнул полной грудью, словно ему только что удалось сбежать из темницы. Солнце последним приветствием окрасило горизонт, и граф в надежде, что не все лавки успели закрыться, поспешил к торговым рядам. Несмотря на приближение ночи, тесные улочки бурлили народом. Появление королевских посланников тревожило умы горожан, и они, взахлёб обсуждая сеё знаменательное событие, не спешили отправляться на покой. Слоняясь среди людей, Ландари прислушивался к разговорам, и его любопытство вскоре было вознаграждено. Остановившись возле прилавка с сыром, граф рассеянно разглядывал товар, как услышал:

– Неужто наша юная госпожа дочь самого короля? – вопрошал крестьянин, явно приехавший из дальней деревушки.

– Непонятно только, когда она ею успела стать, – хихикнула всезнающая торговка. – Нашу Арисинду до недавнего времени завали Адальгисой.

– Но может, наш господин не хотел раскрывать тайну её происхождения? – наивно предположил мужичонка.

– Да ладно! – фыркнула баба. – Моя двоюродная сестра служит в замке посудомойкой, она помнит, как эта самая Альдагиса появилась на свет. Если только наша госпожа умудрилась согрешить с королём, – хохотнула она.

– Выходит, господин надеется обмануть короля? – оторопел крестьянин.

– Скоро узнаем, что получится из его затеи, – хмыкнула торговка.

От сердца Ландари окончательно отлегло. «Хвала Господу! Мне не придётся идти наперекор отцу!» – подумал он и мысленно трижды перекрестился. Радуясь своему открытию, граф взбодрился и, заслышав звуки музыки, поспешил к освещаемой факелами площади. Там было особенно многолюдно. Толпясь возле импровизированной сцены, публика глазела на выступление заезжих лицедеев, и Ландари присоединился к зрителям. Простенькая комедия показалось ему довольно скучной и, услышав с другой стороны площади громкие возгласы, он решил посмотреть, чем же там развлекают народ.

Сквозь кольцо зевак рыцарь с трудом протиснулся в первые ряды, и его глазам предстало захватывающее действо. Атлетически сложенный парень играючи жонглировал увесистыми булавами, каждая из которых весила, наверное, не менее десяти ливров 16 16 Вес ливра был в пределах от 300 до 850 современных граммов. . Поразив публику своим мастерством, здоровяк отложил тяжёлый снаряд и, подхватив подкову, разогнул её, будто в его руки попал ивовый прутик. Поражаясь силе циркача, публика одобрительно гудела, и Ландари вместе со всеми от души ему аплодировал. Закончив выступление, здоровяк поклонился и скрылся за пологом повозки.

Неожиданно граф понял, что это именно тот фургон, который мешал ему на подъезде к городу. Интерес Ландари к представлению значительно возрос, и, непонятно отчего разволновавшись, он с нетерпением ждал следующего номера. На смену силачу выскочили близнецы и под переливы флейты и ритм бубна парни взялись исполнять акробатические трюки. Они так ловко кувыркались и подбрасывали друг друга, что публика только диву давалась и ахала от каждого умопомрачительного сальто или сложной стойки на руках. Но теперь рыцарь почти не следил за представлением, всё его внимание переключилось на музыкантов. Рядом с играющим на флейте стариком, в котором Ландари сразу узнал нерасторопного возницу, стояла Тассия. Одетая в красное платье она задорно била в бубен, а её лицо озаряла ослепительная улыбка. При всей своей незатейливой простоте девушка была безумно хороша, и сколько граф не пытался следить за ловкостью близнецов, его глаза, не желая слушаться, всё время пялились на циркачку.

Когда все решили, что представление закончено, Тассия передала бубен одному из близнецов и сама вышла в центр круга. Вокруг неё расставили горящие свечи, и, выхватив из-за пояса кнут, девушка пустилась в пляс. Длинный хвост плети вихрем вращался вокруг неё, стрелой взлетал к почерневшему небу, змеёй извивался под ногами. Казалось, ещё немного – и плеть ужалит свою хозяйку, но всякий раз гибким движением или изящным прыжком она избегала укуса хлыста, и танец продолжался. Публика зачаровано следила за циркачкой, в её движениях было столько страсти и жизни, что даже самые тусклые глаза разгорались восторгом. На мгновение Тассия остановилась, и воздух прорезал звонкий щелчок кнута. В тот же миг пламя одной из свечи погасло, при том, что сама свеча осталась стоять на месте. Вздох восхищения прошелестел над ареной, а танцовщица вновь пустилась по кругу. Плеть, выписывая немыслимые узоры, заворачивалась кольцами и вздымалась волнами, и никто не мог предугадать, какую свечу она погасит следующей. Свист хлыста сливался с одобрительными возгласами зрителей, а девушка, порхая по арене, напоминала невесомого мотылька.

Не спуская с Тассии горячего взора, Ландари жадно ловил каждое её движение. Блеск синих глаз завораживал графа, улыбка алых губ манила, а ловкость девичьего тела будоражила кровь. Восхитительные ножки, время от времени выглядывая из-под красной юбки, заставляли сердце учащённо биться, и рыцарь забывал, как дышать. По его жилам разливалось томительное тепло, и поглощённый удивительным танцем Ландари не замечал ничего вокруг.

Загасив последнюю свечу, Тассия выполнила заключительное «па» и поклонилась.

Над площадью разнёсся ликующий рёв, и пока восторги публики оставались горячи, циркачка поспешила собрать вещественное подтверждение своего таланта. Подхватив бубен, девушка направилась вдоль рядов зевак, награждая каждого щедрого дарителя ослепительной улыбкой. Возможно, именно эта улыбка и заставляла горожан охотно развязывать кошельки, по крайней мере, мужскую часть зрителей.