Генрих Оккервиль - Нелепая и смешная жизнь капитана К. Офицера без имени

Пусть неуемный ветер подхватит эти страницы, растреплет их хорошенько и разбросает по белу свету, как случайные и колючие осколки нашей прежней неторопливой и причудливой жизни. Да и что есть дневник безымянного капитана? Блестящее зеркало, разбитое и разнесенное вдребезги, чьи хрустальные мельчайшие кусочки перемешаны в произвольном порядке. Ну да ведь и в нашей жизни все весьма перепуталось и стало с ног на голову.

Быть может, это шаловливые речные девы, добравшись невзначай до бессмертных страниц, не умея толком разобрать ни буквы, ни строчки, ни точки, ни запятой, перемешали и перепутали их, смеясь, бесчинствуя и беспутствуя. Где начало, где середина и конец – теперь уж точно и не разобрать.

В капитанский беспорядочный дневник примешались и присовокупились, совершенно случайным и вольным образом, измышления его друга Вячеслав Самсоновича и директора департамента, его несчастной невесты Лизавет Петровны и даже нелепые измышления рыжей бороды швейцара Алексей Петровича, уж даже не знаю, как такое может быть, и как это чья-то борода может вести хоть какие-то вразумительные записи, наблюдения и вообще – мыслить. О чем может думать борода? О насморке? Полноте, полноте, это чья-то злая и нелепая шутка.

Дневник безымянного капитана немного нелогичен и противоречив. Одна страница, например, доверчиво доносит, что «речные девы дарили Вячеслав Самсоновичу свою случайную и быструю любовь» ну или что-то там в этом духе. Другая запись сообщает, что Вячеслав Самсонович не видел в своей жизни ни одной благоразумной девы, а единственный его поход в так называемый «храм любви» закончился для него довольно печально и плачевно. Лизавет Петровну, свою невесту, которая в нем души не чаяла, он всякий раз отсылал куда подальше, потому что не знал, с какой стороны к ней подступиться. Валяется, она, видите ли, на его бесценных небесных чертежах. Подумать только! Кому верить? Чему доверять? Ну еще покойный наш государь говорил, что верить надобно только своему сердцу. Так оно и есть.

И потом, как мог тот же Вячеслав Самсонович путешествовать по морям и по волнам в своей же собственной треуголке, направляясь в Стокгольм, если перед этим он утоп в Обводном канале, а его мокрая и бессловесная туша отправлена до лучших времен на Гутуев остров? Как он мог там считать звезды и давать направо и налево мудрые советы и поучения? Его бренное тело было пушено на клейстер и дегтярное мыло, а он, видите ли, так соскучился по своим чертежам и каракулям, что все равно приходил в свой департамент? Может, это была его мятежная душа и разум, не знающий упокоения? Как знать. Да и кому придет в голову плавать в Стокгольм в ноябре внутри треуголки? Тоже ведь глупая затея. Она же вроде как перевернется и потонет не выходя из гавани. Да и зачем ему потребовался именно Стокгольм. Поехал бы лучше в Тверь, честное слово. Чем он так привлекателен?

Надо все еще раз и еще раз перепроверить.

Итак, пусть неуемный ветер швырнет эти случайные страницы на Шпалерную или Сенную, на Садовую или далекие беспокойные Семенцы, а то и вовсе за далекую Третью рогатку, где проживают и благоденствуют с давних пор неизвестные народности и дай боже, разумные, миролюбивые и незлобивые племена. Дай бог им здоровья и процветания.

Что еще завешал нам безымянный капитан? Никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах не ходить на Шпалерную к коварным речным девам, чей адрес должен быть навсегда забыт, стерт изо всех адресных книг, а дверь заколочена трехдюймовыми гвоздями, не распахивать им своего доброго и доверчивого сердца, оно ведь тоже ошибается, никогда не ходить к ним за случайной и призрачной любовью и ни в коем случае не есть и не глотать внутрь красных таблеток, если не хотите закончить дни свои в самом жалком и непотребном виде. Завещал еще, чтобы крепко сжимать в руке трехпудовую саблю и смотреть вперед весело и придурковато, как советовал один наш покойный государь, тогда и вся жизнь покажется не такой уж тягостной и даже немного смешной и забавной. Ну, стоит попробовать.

В любом случае, безымянный капитан останется в нашей памяти и сердцах за свой пытливый ум, трудолюбивую плоть и распахнутое нетерпеливое сердце. Все остальное – мелочи, которые будут стерты всесильным и беспощадным временем. Его вечноживые потомки должны знать, что денщика своего со странной фамилией лупил он не так уж сильно, а солдаты, потерянные им по недоразумению в Офицерском переулке, нашлись и вернулись на зимние квартиры своим ходом. Ну, не дети же в самом деле. Невская башня тоже нашлась, и стоит на своем прежнем законном месте, опрокинутый Александрийский столп водружен на прочное и твердое основание. Ну да бедолага капитан к этому совершенно непричастен – скорее, тут продувной ветер и другие стихии потрудились за него на славу. А может, это опять Юпитер на нас рассердился за какие-то дурацкие пустяки. И как шарахнет изо всех своих божественных сил электрической дубиной. Ну уж тут надо поднимать архивы, там все есть.

Другое дело – утеря злополучного янтарного мундира, настолько драгоценного, что на эти деньги можно было бы снарядить и вооружить три океанские или морские эскадры и пустить их в бой, в самое смертоносное и огненное пекло. Куда он вдруг потерял его? Быть может, проиграл и продул в карты майору Дарлингтону. Быть может – позабыл на Шпалерной у смешливых и любвеобильных барышень, или оставил в деревянной будке у швейцара Алексей Петровича, чья борода словно густой переплетенный лес с медведями и лешими. Ну мало ли где. В любом случае тот, кто вдруг найдет его, пусть отнесет его на Лифляндскую улицу, в Департамент морских и небесных коммуникаций. Там уж, я надеюсь, распорядятся как надобно и во всем как следует разберутся.

Итак, отложите в сторону все досужие дела и заботы, читайте его дневник и думайте, и сопоставляйте, ищите его чудесный драгоценный мундир, а кто найдет, да будет ему вечное счастье.

Такая мерзость за окном

Ты занавесь его сукном,

Ложись скорее лучше спать

Чтоб сны хорошие видать.

(Из записной книжки Капитана К.)

Наполнив благоуханный рот новогодними конфетами и мандаринами, в казарму входит майор Дарлингтон. Я обожаю и боюсь его, вдруг это наш грядущий государь. Как знать. Он же не будет нас мучать и лупить без лишней на то необходимости? Вот все на это и надеются и уповают. Ну может быть, я не вполне уверен. Солдаты смотрят на него подобострастно. Вслед за ним проходит парадом вереница сказочных людей и величественных добродушных существ, которые окружают меня с самого раннего детства. Наперсники и наперсницы невинных игр и устремлений. Сколько себя помню, мы вечно барахтались в грязи, визжали, катались на метро? Ну уж нет конечно. Не катались. Некогда. Вячеслав Самсонович, последний персицкий слон, Михайлопотапыч, страдалец за оскорбленное отечество, Лизаветпетровна, ветреная огнеподобная богиня Департамента морских и небесных коммуникаций, фельшер кукушкин, премудрая кладезь витаминная, неотступный лекарь души и плоти моей, да и еще и еще и еще. Ну и ты, канареечка моя, алмазный призрак сырых александрийских лугов, государыня сердца моего. Днем и ночью тебя стерегут злые и свирепые бутошники, и государь не спускает с тебя красных и воспаленных от восторга и страшных ночей глаз. Лишь на несколько мгновений он отпадает, отвлекается, отворачивается и немного отлучается, чтобы прильнуть к дальнобойному и всезнающему подзорному просветленному телескопу и посмотреть, как там флот. Флот в полном порядке, он в свою очередь разворачивается, перемещается, расправляет белоснежные и белокрылые паруса и раздвигает могучие дымы. Флот наш застилает горизонт, орудия палят, господи, как красиво. Ну что тут еще скажешь.