Артур Грабовски - Юленька

Тем неожиданней был сердитый возглас:

– Херня!

Дима выдрал листок, зыркнул на Юлия так, будто он больше всех разочаровал его в жизни и отшвырнул блокнот. Он как ни в чем не бывало присел к ящику с инструментами, начал копаться там с не меньшим увлечением, чем когда рисовал.

– У меня чай закончился, – вспомнил он, когда Юлий наконец завозился, вытягивая затекшую ногу.

– У меня есть, – Юлий смотрел неотрывно на валяющийся теперь на полу листок, борясь с желанием перевернуть его и посмотреть, что же там так не понравилось Диме.

– Слушай, – начал было он, но вдруг сообразил, что они так и не представились друг другу. – Меня зовут Юлий.

Он уже давно привык произносить свое имя громко и не без вызова – понял, что бормотание не помогает сгладить эффект, который оно вызывает обычно.

– Ага, – вопреки ожиданиям Дима не рассмеялся, едва это услышал, однако тут же испортил произведенный эффект: – Юленька Миронова, кажется, так в журнале и было записано.

Не успел Юлий возмутиться, Дима поднялся, протянул ему ладонь для рукопожатия и продолжил со злой иронией:

– Ну кто я, ты уже в курсе. Можешь просто подзывать меня свистом или кричать «эй, ты»…

Рукопожатие было предсказуемо жестким, грубым – как у работяги, а не художника.

– Не называй меня так, – отчеканил Юлий, не отнимая руки, – это у тебя в штанах Юленька.

Слова вылетели быстрее, чем он успел о них пожалеть – слишком часто в школе ему приходилось давать такой ответ.

Дима заржал так, что сразу захотелось вырвать из его лапы ладонь и хорошенько ему вмазать. Впрочем, держал тот крепко, и чем дольше это странное рукопожатие длилось, тем двусмысленнее становился разговор:

– Не называть? А то что?

– Думаешь, ты первый такой остромный у меня? – Юлий, гонимый разгорающимся внутри гневом, шагнул к нему вплотную и сердито прищурился.

Кисть уже болезненно ныла, выгнутая под неправильным углом, но он наплевал на это. Бояться чего бы то ни было он разучился еще в первом классе.

– Такой, – выделил Дима, – да. А еще думаю, как ты вообще выжил в школе с таким имечком, раз не научился нормально на это реагировать? – грубовато оттолкнув Юлия от себя, так что тот едва не повалился обратно на кровать, он разжал пальцы.

С минуту Юлий возмущенно пыхтел, потирая запястье и думая, то ли броситься драться, то ли просто уйти, но отчего-то продолжал сидеть. Нужно было как-то поставить Диму на место и вообще постоять за себя.

– Чай принесешь-то? – опомнился тот, кажется, наконец выудив из ящика нужные детали.

– У меня не только чай есть, – выдал Юлий нарочито небрежно, – или ты еще и не пьешь? Тогда таких мне точно раньше не встречалось.

В нем проснулась извечная жажда выпендриться на пустом месте и доказать что-то про себя. Что он не какая-то там Юленька и не ботаник с дурацким именем. Казалось бы, теперь это не требовалось повсеместно, но вот появился этот Дима, и Юлий тут же сделал стойку.

– «Не только чай» есть и у меня, – закатил Дима глаза. – Если хочешь чего погорячее, я тебе налью, муркель, – последнее слово, ставшее уже почти привычным для него обращением, он явственно переиначил на русский лад, так что звучало даже мило.

А потому бесило еще больше.

– Наливай! – Юлий скрестил руки на груди. – Чего тянуть-то?

Он и сам не понимал, о чем говорит, но идти за чаем, а потом его здесь чинно попивать, казалось чем-то неправильным, даже глупым.

– И правда, – многозначительно выдал Дима и выудил из ящика стола початую бутылку.

Вопреки ожиданиям, это не было какое-то дешевое пойло, а очень приличная бутылка коньяка, судя по акцизным маркам разлитая не в России. Пока Дима наливал алкоголь прямо в чайную кружку и передавал ему, Юлий отметил, что пора было уже понять, – все в этой комнате и этом человеке оказалось не таким, как ему думалось.

– Сигары нет, уж извини.

– Как так вообще вышло? – не удержался Юлий, отхлебнув коньяка и запоздало вспомнив, что он сегодня почти ничего не ел. – Ну, – он сделал неопределенный жест рукой, – ты ведь не совсем слесарь…

Некоторым вопросам суждено остаться без ответа. Бывают вопросы невысказанные, а есть те, которые задавать просто не имеет смысла, когда вы знакомы не больше часа. Определенно, чтобы дать ответ, Диме нужно было рассказать всю свою жизнь, но он этого явно не планировал.

Юлий осекся под его цепким взглядом. На глаза снова попался забытый рисунок, который он так и не увидел.

– Посиди пока, – взял Дима со стола только что найденные детали и вышел, оставляя Юлия одного.

Конечно же, Юлий мгновенно метнулся к рисунку. От алкоголя на голодный желудок его сразу чуть повело, но любопытство было сильнее.

– Да ладно… – пробормотал он, глядя на страннно-сердитое, но все-таки свое лицо.

Дима нарисовал его мелкими штрихами, выделив все недостатки по мнению Юлия – здоровенный нос, глаза навыкате, не по-мужски мягкие губы. От рисунка шли какие-то неясные эмоции – Юлий на нем был будто не своего возраста – непонятно только, старше или младше, но другой. Юлий хмурился, не понимая, что не так.

– Я не такой, – решительно объявил он в тишине. – Не такой грустный.

Снова ведомый болезненным любопытством, он цапнул блокнот, из которого был выдран «неудачный» рисунок, и пролистал. Здесь, в отличие от холстов, наброски разной степени законченности изображали только одного человека. В основном Дима просто рисовал его лицо в профиль, но были и другие, более абстрактные иллюстрации, вроде замершей в пустом коридоре фигуры, отличимой лишь по характерно торчащим в стороны вихрам.

Дима был поехавшим, определенно. Абсолютно конченным… Ведь он постоянно рисовал его – Юлия.

Юлий стоял посреди Диминой комнаты, чуть покачиваясь в такт бешено стучащему сердцу. Впервые за многие годы ему стало дико страшно. Этот блокнот не мог означать ничего хорошего, совершенно точно.

«Ты ведь тоже за ним следил!» – напомнил Юлий себе, но собственные тайные взгляды казались сейчас безобидной игрой.

Дима же был маньяком, психом. Недаром Юлий его сразу заметил – это было чувство опасности, а не интерес. Надо немедленно валить отсюда, бежать, не оглядываясь, потому что этот блокнот…

Юлий снова перелистал тетрадку имени себя. Что это все означало на самом деле? Он не знал и подозревал, что лучше будет не узнать никогда, а надо сейчас же сбежать отсюда. Но продолжал стоять, прислушиваясь к тишине коридора. И когда за дверью послышались тяжелые шаги, Юлий испытал одновременно и ужас, и облегчение.

Дверь открылась, Юлий вздрогнул, но не выпустил блокнот из рук, каким-то мазохистским решением позволяя застукать себя на месте преступления. Они встретились взглядами – темные глаза смотрели настороженно и вместе с тем испытывающе. Дима будто бы ждал сигнала, какой-то реакции…