Евгения Фабр - Жизнь как жизнь

Сначала Варька горевала – красивое и таинственное здание МГУ на Ленинских горах невозможно было сравнить с современным убогим фасадом «керосинки». Но вскоре она поняла, что ничего страшного не произошло. Учиться было интересно. Девчонки в группе оказались компанейскими. Некоторые из них поступили сюда так же, как Варя, сначала попробовав свои силы в других ВУЗах. Правда, музыкальную школу пришлось бросить.

Недолго думая, Варька устроилась лаборанткой на опытный завод при Научно-исследовательском институте нефтепереработки (НИИ нефтегаз) в центральную контрольную лабораторию. Чуть раньше туда же пришла девчонка с забавной фамилией Сорока. Звали её Галка. Очень смешно звучало сочетание – Галка Сорока, поэтому Варя стала звать свою новую знакомую просто Сорокой. Сорока закончила ПТУ по специальности лаборант – химик и её распределили на этот же завод. Они сразу подружились. Сорока была без лишних амбиций и совершенно неконфликтная, кроме того, была глухой на одно ухо. В детстве она чем-то болела и получила осложнение. При разговоре Сорока, как птица, поворачивала голову здоровым ухом к собеседнику, стараясь лучше расслышать сказанное. Она сразу признала Варькино главенство и стала преданной и надёжной подругой.

В первую же неделю им, как самым молодым, да ещё новеньким, предложили поехать на две недели в колхоз. Сентябрь был удивительно теплый, и девчонки с удовольствием согласились – насидеться в лаборатории они ещё успеют. Бесспорно, лучше поработать в колхозе и оттянуть хотя бы ненадолго начало своей трудовой деятельности. Честно сказать, Варьке понравилась работа в лаборатории. Запах бензина, битумов и прочей нефтегадости волновал её. Ей нравилось приходить в большой светлый зал с длинными рядами столов, заставленных приборами, и вдыхать букет непривычных ароматов. Поработать в колхозе тоже было неплохо. Девчонкам было совершенно все равно, что убирать или собирать. Компания предполагалась большая – молодые сотрудники из двух институтов: девочки – из нефтяного и мальчики их «конторы» Сухого – «летчики-конструкторы-пилотчики».

Автобус отходил прямо от НИИ. Путь лежал в деревню с мрачноватым названием Могильцы. Приключения начались, как только автобус въехал в Волоколамский район. Перед опущенным железнодорожным шлагбаумом остановились. За автобусом с «колхозницами» пристроилась кобыла, впряжённая в телегу, в которой на подстилке из сена стояла длинная деревянная клеть с гусями. Хозяин дремал. Гуси тихонько о чём-то беседовали. Кобыла пряла ушами отгоняя назойливых мух. Лохматый хозяйский пёс нетерпеливо крутился около телеги с опаской поглядывая на урчащие машины и изредка чихая от выхлопных газов.

«Хвост» из стоящих машин все увеличивался. Ждать, видимо, предстояло долго. Водитель автобуса открыл двери и предложил всем подышать свежим воздухом. Девчонки высыпали наружу. Варька и Сорока дышали «через сигаретку» воздухом, напоённым густыми выхлопами грузовиков и легковушек.

Вдалеке, наконец, зашумел состав. Водители и пассажиры, вышедшие покурить, заспешили обратно. Поезд с оглушительным свистом пролетел мимо, обдав их пылью дальних странствий, запахом туалетов и гарью угольных «титанов». В этот момент лошадь, запряжённая в телегу, громко фыркнула, дёрнула головой и с испугу попятилась назад. Телега наехала на, стоящий позади неё, новенький «москвич» и разбила обе фары. От удара дверца клети, стоявшей на телеге, открылась и перепуганные гуси хлопая крыльями начали выпрыгивать на дорогу. Хозяйский пёс метался между машинами. Орущие гуси, тяжело переваливаясь, разбегались не только по проезжей части, но уже бродили и по железнодорожному переезду.

Водители орали на бедного дядьку, давили на клаксоны, требуя начать движение. Суматоха продолжались пока из будки не появилась ОНА – женщина в оранжевом жилете. Увидев эту картину, она онемела. Сознание вернулось к ней не сразу. Её монолог был краток и не отличался разнообразием идиоматических выражений. Восхищало их количество. Дядька, наконец, пришёл в себя, сдвинул на лоб замызганную кепчонку с пуговкой на макушке и почесал затылок.

– Ты понимаешь, что я не могу открыть движение, пока здесь гуляют гуси? – проникновенно спросила она.

Дядька молча кивнул головой и принялся прилаживать отвалившуюся дверцу клети. Какой-то парень уже тащил первого пойманного гуся.

– Мужики, – раздался из толпы чей-то голос, – помогите собрать гусей, а то мы так никогда не уедем.

– А они щипаются, – пропищал детский голосок. Толпа засмеялась. Несколько добровольцев поспешили в разные стороны в поисках гусей. Хозяин чуть не плача, принимал очередного беглеца и, кланяясь, благодарил спасителя.

Народ в ожидании конца приключения мирно расположился у обочины на пыльной траве. Слышался смех. Кто-то уже разложил картишки. Мамаши выгуливали засидевшихся детишек. Суета и неразбериха продолжались около часа, пока последний гусь не оказался запертым в клетке. Как выяснилось, виноватых среди присутствующих не оказалось. Виноват был ПОЕЗД, но он давно уехал.

Наконец поднялся шлагбаум. «Спектакль» был окончен. Шофёр тронул автобус, и он покатил своей дорогой. Позади остались несчастный дядька с гусями и лохматым преданным псом и владелец «москвича» с разбитыми фарами. Было смешно и грустно. Девчонки, сначала покатывающиеся со смеху, теперь искренне сочувствовали незадачливому дядьке в смешной кепчонке с пуговкой и лохматому преданному псу, тихо сидевшему у ног расстроенного хозяина.

Оба автобуса почти одновременно добрались до места дислокации. Галдящую, уставшую толпу разместили в старом здании сельской школы. Здание было настолько ветхим, что прогнившие половицы угрожающе прогибались и грустно скрипели от тоски и одиночества. «Мальчиков» и «девочек» развели по разным классам в разных концах коридора. Запах прелого дерева пропитал сваленные в углу комнаты матрасы, на которых предстояло спать. «Удобства» располагались на улице. Недалеко от крыльца, под навесом – старое кострище летней кухни сиротливо поблёскивало антрацитом обугленных деревяшек.

Место же было удивительное. От главного входа вниз уходила старинная лиственничная аллея. Где-то высоко над головой огромные деревья величаво покачивали разлапистыми пушистыми ветвями, осыпая поросшую травой дорожку нежной мягкой хвоей. Конец аллеи терялся среди беспорядочно растущих старых лип и упирался в забор, который давно сгнил. Кривая калитка сиротливо висела на одной петле чудом уцелевшего столба. Прямо за калиткой сверкал небольшой бочажок, в котором били хрустальные родники, откуда брали воду для кухни и умывания.