Алиса Перова - Танец феникса

– А теперь специально уедешь. Прости, мелкая, сейчас совсем не до тебя, – я бесцеремонно захлопнул дверь перед носом сестры.

– Ну чего ты маленькую обижаешь? – подал голос Геныч.

– Да она ж опять за свою Вику впрягается, они там во главе с маман бабский штаб организовали под девизом «Догнать и вернуть». Так что, шагай давай, джентльмен голожопый, нам не до гостей.

Воскресенье, ещё утром обещавшее придавить меня тоской и одиночеством, завершилось в ночном клубе «Трясогузка» коротким мордобоем. Выяснить, откуда начался ночной стриптиз Геныча оказалось куда легче, чем я предполагал, а причины в разы примитивнее, чем рассчитывал мой друг. Новый охранник клуба оказался почётным рогоносцем по давней неосторожности Геныча. Рога, вероятно, сильно давили на мозг парню… А как иначе объяснить подобный способ мести, а главное – кому?

– Геныч, не в бровь, а в глаз! Ты непревзойдённый переговорщик, – восхищённо прокомментировал я полёт неудачливого мстителя.

– Ну что же ты натворил, пипирка неразумная? – Геныч сгрёб с пола нокаутированного охранника и пытался заглянуть тому в глаза. – Со мной ведь так нельзя, меня надо было сразу на глушняк, а теперь что? Теперь я расстроился, а тебя даже отпи*дить как следует невозможно. Где та шкура, которая мне х**ню эту подсыпала?

Охранник закатил глаза и, как тряпка, телепался в огромных ручищах Геныча.

– Вот сука, ну что с ним делать, Жека?

– Геннадий Эдуардович, мы приносим Вам свои извинения и готовы возместить весь материальный ущерб, – насмерть перепуганный администратор клуба почти на голову возвышался над Генычем, но подойти близко не решался, – в двойном размере… И сегодняшний ужин за счёт заведения… и завтра. Вы только не убейте его случайно, мы его уволим и оштрафуем, в общем, накажем, как полагается.

Геныч перевёл печальный взгляд на причитающего мужика.

– Алёшенька…

– Я Сергей, – попытался исправить администратор.

– Да мне по х*й, но если через три дня я не пройду тест на допинг, то ваш курятник закроется в тот же день, а ты, Алёша, будешь гузкой своей в сосисочной трясти. Всю инфу мне собери на этого оленя и суку вчерашнюю найди, это в твоих же интересах. – Геныч тяжело вздохнул. – Ну и молись, чтобы я писал без посторонних примесей. А, ну и ущерб – само собой.

– И на всю следующую неделю с вас поляна, – напомнил я.

– Ну да, – подтвердил Геныч, роняя охранника на пол.

– Вот скажи мне, брат, отчего люди такие злые?

Геныч только закончил хлопотать над поздним ужином на моей кухне, так как в «Трясогузке» оставаться не пожелал даже на халяву. И теперь он вторгся в мои мысли с вопросом века.

– Знаешь, Геныч, я тут выяснил, что люди даже страшнее, чем мы с тобой думали. Помнишь, нам в школе втирали, что бояться надо равнодушных? Я никогда не понимал этой фразы, типа с их молчаливого согласия происходит всё зло на земле. Бред же! Но нет, оказалось – не бред.

– Это тебе мулаточкина бабка помогла понять? – друг уселся напротив меня, оседлав стул, и явно приготовился слушать.

– Геныч, ты только не ржи, но… по ходу я люблю её, – слова дались на удивление легко, но произнеся их, я не стал увереннее в своём предположении.

– Кого – старуху? – серьёзным тоном уточнил Геныч.

– Да пошёл ты, мудак!

– Всё-всё, успокойся, понял я – ты вляпался в свою мулаточку по самое всё. Жек, ты погоди, ток не нервничай. Ты вот сам подумай – ты видел её всего два раза. Ты не смотри на меня так, я помню про вашу незапланированную стыковку. Но, Жека, это какая-то другая любовь – тебе просто снесло крышу, и я даже тебя понимаю, и у меня бы снесло от такой…

Я вскинул на друга предупреждающий взгляд.

– Нет, уже не снесёт – она же типа твоя… – успокоил меня Геныч не без сарказма. – Я, братуха, просто хотел сказать, что ты ведь её не знаешь, ты с ней не спал, не ел, не мылся. Какое у неё любимое блюдо? А какую музыку она слушает? А фильмы какие любит? Жека, ты ни хрена о ней не знаешь!

Я понимал, что Геныч прав, и даже то, что мне стало известно – вовсе не те знания, которые могут помочь мне приблизится к Диане, а скорее – наоборот.

– Жек, ты не пугай меня, ты и так уже две недели контуженый, а после бабки – совсем неправильный. Что ты там нарыл – мулаточка оказалась внебрачной дочерью твоего отца?

– Хуже…

– Не, ну не замочил же ты старуху?! А, Евгений Раскольников?

– Геныч, я мудак, конечно, конченый, что полез в её прошлое… Но я не справлюсь с этими знаниями, я вчера хотел Соболя найти, но испугался, что замочу его. Это не моя тайна и я не имею права…

– Жек, ты прав, и я не буду настаивать. Но две головы всегда лучше, особенно, если жбан, наполненный тайнами, очень болен. Ты знаешь, что мне похер чужие секретики, но душевное состояние моего брата – это не херня. Ну…

Я не думал, что рассказать об этом будет тяжелее, чем слушать. Эмоции накрыли меня новой сокрушительной волной. И только выплеснув всю это грязь, я почувствовал облегчение, словно перевалил часть груза на своего друга. К слову, Геныч выглядел подавленным и весь его энтузиазм, похоже, смыло моим откровением.

Минут пять мы сидели молча.

– Знаешь, Жек, я периодически определяюсь с людьми, на которых буду срать, когда стану мудрым вороном. А пока мы с тобой орлы, надо рвать петухов и попугаев. Сука, беспредел творится! По-хорошему за это убивать надо, а никто даже не наказан. Как так-то?

– Ты предлагаешь начать убивать?

– Да что Вы, Евгений, Вы ведь анадысь сами говорили, что мы не головорезы, а цивилизованные переговорщики. Один мудрый чувак сказал, что пуля прочищает мозг, даже если попадает в жопу.

– И по чьим жопам начинать палить?

– Ну, мишеней, как я понимаю, несколько… Но ты должен понять главное – это не твоя война. Ты лишь случайно раскопал архивы. И ты, брат, понятия не имеешь, для чего твоя Диана вернулась на родину. Полагаешь, здесь слаще, чем в Париже?

Геныч высказывал элементарные соображения, которые я совершенно упустил из виду. А ведь я думал об этом с самого начала, не мог понять, зачем ей сюда возвращаться. Я ведь могу помешать каким-то планам Дианы… Каким? И зачем ей наша компания, ведь Соболев в ней лишь пешка? Что она задумала?

– Жек, знаешь, что утро вечера мудренее? А утром у нас что? Правильно – теремок! Завтра, всё – завтра!

Почти весь путь до «Седьмого неба» мы едем в молчании. А поскольку молчаливая задумчивость для Геныча противоестественна, полагаю, его мысли заняты тем же, чем и мои. Хотел бы я знать, о чём сейчас думает Диана. С какими чувствами она вернулась снова в этот город, растоптавший её когда-то? Внешне я бы никогда не догадался, что эту вызывающе наглую дамочку может хоть что-то тяготить. Что это – всего лишь искусная маска или наращенная с годами непрошибаемая броня циничной стервы?