Наталья Семёнова - Навсегда твоя

Наши дни…

– Знал, что найду тебя здесь.

Я с силой пальцами сжимаю калитку стойла, делаю глубокий вдох и на выдохе разворачиваюсь в сторону входа в конюшню. Там стоит Слава, вальяжно прислонившись плечом к деревянному косяку, и смотрит на меня насмешливым взглядом.

– И зачем ты меня искал?

– Скучно здесь, – пожимает он плечами и делает шаг в мою сторону. – Плюс, хотел извиниться.

– За что конкретно? – поднимаю я брови.

Слава смотрит себе под ноги, медленно вышагивая по прелому сену, и улыбается:

– Да, есть из чего выбирать. Хочешь?

– Что?

– Выбрать, Ясь, – поднимает он глаза, остановившись в метре от меня. – Хочешь?

– Нет, – отворачиваюсь я от него, чтобы открыть калитку. – Мне ничего от тебя не нужно. Ни извинений, ни…

– Ни – чего, Ясь? – ложится его ладонь на калику, не позволяя её открыть.

Я смотрю в его глаза, которые вновь слишком близко, которые по-прежнему заставляют моё сердце неровно стучать, которые всё так же красивы. Или даже ещё красивее. Но их выражение… Смесь интереса и насмешки, которые прячут за собой гнев и боль.

Мне тоже больно, Слав… Если бы ты знал, как мне больно уже очень давно. Так давно, что я почти привыкла к этому ощущению, и, если бы не мой сын… Только он и не даёт мне утонуть окончательно. Но твоё присутствие… Оно делает мою боль острей.

– Ни твоего общества, Слав.

– Брось. Тебе наверняка тоже здесь скучно. И потом, твой муж был уверен, что я составлю тебе замечательную компанию. Помнишь?

– Моему мужу свойственно ошибаться.

– Давай я извинюсь! – повышает он голос, разворачивает меня за плечо к себе лицом и встаёт напротив, заключив в кольцо своих рук. – Бесит, когда ты называешь его своим. Бесит, что вышла за него замуж, родила ребёнка, – выплёвывает он в сторону, а затем смотрит на меня. Взгляд меняется, становится более примирительным и спокойным: – Но я готов извиниться. За поцелуй, например?

– Не стоит, – мой голос предательски дрожит. – Лучше отойди от меня и дай вывести лошадь.

– Не стоит, потому что?.. – ползёт по его губам ленивая усмешка.

Я молчу, боясь пошевелиться. Нет, не боюсь, конечно. Просто у меня нет на это сил. Когда он так близко, когда его взгляд держит, когда его тёплое дыхание касается моей кожи. Да, я сказала ему, чтобы он не смел ко мне прикасаться. И теперь жду, что он меня не послушает…

Я закрываю глаза, когда Слава склоняется к моему уху:

– Потому что понравилось, да? Потому что всё, что ты говоришь пропитано ложью. Но я доберусь до истины. Обещаю.

– Как обещал всегда быть рядом? – шепчу я непроизвольно. – Тогда мне не о чём беспокоится – грош цена твоим обещаниям, Слав.

– Ты сама виновата! – с яростью дергает он калитку.

– Безусловно, – усмехаюсь я, выдерживая его тяжёлый взгляд.

– Винишь меня? – сужает он глаза. – Я не просил тебя ни о чём таком.

– Да, ты всегда воспринимал меня, как должное. И без зазрений совести вычеркнул из своей жизни несколько лет нашей дружбы, когда стало сложнее, чем обычно.

– Ну… горевала ты по этому поводу недолго, – шипит он.

– Так о чём это говорит? – пренебрежительно интересуюсь я. – Правильно, о том, что нам плевать друг на друга. Всегда было плевать. Общались только, потому что жили по соседству, да? Только, потому что наши родители дружили. Придумали себе крепкую дружбу, дали клятву. А всё и яйца выделанного не стоило, верно?

– Хочешь меня разозлить, Ясь? Пристыдить, может?

– Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, Слава. Хочу перестать для тебя существовать, как это было всего несколько дней назад.

– Ты не переставала для меня существовать! Никогда!

– Прости, я, что, каким-то образом пропускала твои звонки?

– Я ждал, что ты мне позвонишь. Всё время ждал. И выходит, что зря.

– Вых-ходит, – ломается мой голос, но я продолжаю твёрдо смотреть в его глаза.

Дурацкий разговор, бессмысленный. Пустые обвинения и слепая ложь. Всё ложь. Мы скоро в ней увязнем с головой.

– Я просто хочу понять! – вновь дергает он калитку, отталкиваясь от неё, делая шаг от меня, запуская пальцы в свои волосы. – Всего лишь хочу понять…

– Не ври себе, – советую я, наконец, открывая калитку. Прохожу к Заре, касаюсь ладошками тёплой и гладкой шкуры на её шее, а затем на морде. – Ты, Слава, уже решил, что всё из-за тебя, а теперь ищешь подтверждения. Наверное, чтобы потешить свое эго. Я помогу тебе. Да, я вышла за твоего отца, чтобы насолить тебе. Я живу в несчастливом браке, согреваясь единственной мыслью: зато Славе на зло. Я не мазохистка, нет, но, если это меня отомстит, то почему бы не потерпеть?

Я перевожу взгляд на Славу: его пальцы сжаты в кулаки, на скулах играют желваки, в глазах горят неверие и злость.

– Доволен? – едва слышно спрашиваю я.

Но он слышит. Дёргается, как от удара и с рыком бьёт носком кеда по калитке, пугая лошадь. Я успеваю перехватить её за узды, успокаиваю и слышу, как Слава выплёвывает, прежде чем уйти:

– Пошла ты, Ясь.

Я бы пошла… Да не отпустят. Впрочем, мне и идти-то некуда.

Эта мысль воскрешает в памяти всё то, что я потеряла, и грудь сдавливает боль. Дыхание перехватывает и начинает кружится голова. Я упираюсь ладонями в колени и часто дышу, пытаясь изгнать из сознания мучительные воспоминания, мысли.

Это. Прошлое.

Мне не дано его изменить.

Его нужно принять и продолжать жить. Ради Мити. Я просто не имею права себя жалеть. Нельзя.

А Слава… Ему не нужна правда. Как не нужна я сама.

Заря нетерпеливо перестукивает копытами, что приводит меня в себя. Я выпрямляюсь, открываю глаза и делаю глубокий вдох. Всё хорошо. Моему ребёнку нужна счастливая мама, и я буду именно такой.

Я иду к стене, на которой висит седло и, сняв его, закрепляю на крупу лошади. Затягиваю ремешки, проверяю фиксацию. Механические действия освобождают сознание от мыслей, приносят в сердце лёгкость. Я всегда любила лошадей, их добрые глаза, бесконечное спокойствие. Они, как люди, разве что, намного добрее и понимают тебя лучше.

– Готова, красотка? – ласково глажу я Зарю по морде, когда заканчиваю приготовления. – Идём.

Открываю калику, затем беру лошадь за узды и веду её из конюшни. Мы выходим на яркое солнце, и по началу я с непривычки моргаю. И тут мою свободную кисть обхватывают чьи-то пальцы и дергают на себя. Я теряю равновесие, но не падаю, потому что меня перехватывают за плечи, поворачивают на девяносто градусов и врезают мою спину в деревянную стену.

В следующее мгновение Слава впивается в мои губы своими.

Его близость для меня, как наркотик, и несколько секунд я с наслаждением тону в ней, не способная мыслить…

А затем делаю слабую попутку оттолкнуть Славу от себя. В пустую. Потому что его это только раззадоривает – он сильнее вжимает меня в стену и углубляет поцелуй. Его язык упрямо скользит в мой рот, зубы сталкиваются с моими. Жадность, с которой он меня целует, вызывает трепет в моей груди, омывает низ живота сладким томлением, подкашивает ноги.