Юлия Рябинина - Желанная беременность

– Девушка, де-вуш-ка! – ушей касается уже знакомый голос.

Верчу головой, пытаясь понять, откуда идет звук, но искать и не пришлось – парень широким шагом идет ко мне, а я стою, как приклеенная, и с места сдвинуться не могу.

– Извините, но мне совесть не позволяет оставить вас в таком состоянии одну, – он берет меня под локоть и подталкивает к машине, – назовете адрес, я вас отвезу.

– Я заплачу, – говорю первое, что приходит на ум.

– Хорошо, как скажете.

***

– Остановите здесь, возле магазина, – получилось чуть громче, чем ожидала, но мои нервы уже на пределе.

Гнетущая тишина, повисшая в машине после моей выходки, невыносима, и я считала минуты и километры до места, чтобы побыстрее избавить водителя от своего присутствия.

– Хорошо-хорошо, – парень отреагировал мгновенно и резко съехал на обочину.

Я неслабо приложилась лбом о спинку кресла. Спасибо мягкому подголовнику, а то бы синяка точно не избежать.

– Сколько я вам должна? – спрашиваю для приличия, ведь обещала заплатить, хотя знаю наверняка, что денег парень не возьмет.

– Сегодня и для вас – бесплатно, – к губам парня приклеилась фальшивая улыбка, и я, больше не задерживаясь, капитулирую из салона, оставив на сиденье пятьсот рублей.

– Спасибо, – буркаю и захлопываю дверь – получилось громко и неаккуратно.

Широким шагом пересекаю проезжую часть и, не оглядываясь, захожу в магазин.

***

В родительской квартире витает аромат свежевыпеченной сдобы, но меня этот запах больше не привлекает. Меня тошнит от всего. Сижу, закутавшись в плед, и грею замершие пальцы о теплую кружку.

– Как прошел день, Дашуль? – кричит из кухни мама.

– Придешь – расскажу, – отвечаю ей намного тише, но она, как ни странно, слышит меня.

– Сейчас булочки уложу на блюдо и иду, – снова кричит, и я не понимаю – зачем? У нас вроде бы нет глухих в семье.

– И так постоянно, – улыбается папа, сидя в своем любимом массажном кресле и смотрит футбол без звука.

– Я бы уже давно оглохла, – усмехаясь, отвечаю ему.

– Я все слышу, – кричит мама с кухни.

– Мам, ну прекрати! Где ты уже? У меня уже чай остыл, – капризничаю. Имею право – я у родителей в гостях. Хочу, чтобы меня побаловали, пожалели.

– Ну рассказывай, как прошел день? – наконец-то мама появляется в дверях, в одной руке несет блюдо с булочками, в другой – кружку чая для себя. – Никита, оторви ты уже свою пятую точку от кресла и чай себе принеси, – журит мама отца.

– Да я принесу, пап, сиди, – спохватываюсь я, но меня тут же осаживает голос папы.

– Дочка, – он смотрит на меня поверх очков, – я сам.

Мои губы растягивает улыбка.

– У следователя сегодня была, – опуская взгляд в кружку, отвечаю маме на заданный вопрос.

– И что говорит? Этот следователь? Что-нибудь путевое?

– Сомневаюсь, мам, что он скажет что-то путевое, – передергиваю ее слова.

– Этого стоило ожидать, – вклинивается в разговор папа.

– Предварительным следствием установлено, что машина взорвалась не по вине МЧСовцев, а от того, что в поврежденном двигателе произошло замыкание, – я сделала вдох, больше похожий на всхлип.

– Дочка… – тут же ко мне на диван подсела мама и обняла за плечи.

– …и именно это привело к взрыву. Несчастный случай, – прикрываю рот ладонью, пытаясь сдержать рыдание.

– Даша, девочка моя, – мама прижимает к своему плечу мою голову, – а что завтра? Людмила готовит поминки? Нужно бы помочь? Дашуль, ты прекращай разводить мокроту, Валере не понравилось бы, что постоянно плачешь. Подумай о ребеночке… – она вдруг замолкает на секунду и отнимает от меня руки, – ты что чай разлила? Мокро…

Она проводит подо мной рукой, а я сижу и сдвинуться с места не могу. Меня словно парализовало.

– Никита! – слышу крик мамы над ухом. – Что это, Даша? – она трясет перед собой рукой, испачканной кровью. – Никита, скорую срочно вызывай, да быстрее же! Даша, Даша! – она трясет меня за плечи. – Даша, посмотри на меня!

Но я не могу сфокусировать взгляд на ней. Мое сердце стучит через раз. Я чувствую, как внизу живота становится невыносимо влажно и жарко. Опускаю руку и провожу между ног, поднимаю пальцы к лицу. Внешний мир превратился для меня в сплошное красное пятно. Я в этот момент умирала, так же, как во мне умирала частичка Валеры. Я чувствовала это… это нельзя ни с чем спутать. Ниточка связи с ребеночком становится все тоньше и тоньше, а потом… потом она просто исчезает, и ты остаешься одна… опустошенная и раздавленная, словно пустая пластиковая бутылка, смятая сильными безжалостными пальцами судьбы.

***

– Будем вызывать искусственные роды, срок уже большой, аборт делать опасно, – прогремел над головой грудной бас.

– Что? – шевелю пересохшими губами, но меня, видимо, никто не слышит, продолжаю говорить, так как будто меня здесь нет.

– Вводите препарат, – продолжает мужчина.

– Не надо, прошу… – говорю чуть громче, хочу поднести руку к глазам, но она не слушается меня.

– О, проснулась, голубушка, – мне с глаз снимают повязку, теперь понятно, почему я ничего не видела, тут же поворачиваю голову к рукам. Привязаны.

– Что происходит? Где я? – сильнее дергаю руки, пытаюсь освободиться.

Что происходит, почему я здесь? Окидываю взглядом помещение. Больница, это точно больница.

– А ты у нас, получается, ничего не помнишь? Амнезия? – ехидничает мужчина.

На вид ему лет шестьдесят. Ссохшийся, как сморчок, и не скажешь, что он обладатель столь грубого голоса. Последнее, что помню – у меня началось кровотечение. А дальше пустота, провал, а потом слова этого мужчины.

– Прекратите со мной разговаривать в таком тоне и отвяжите меня, – начинаю закипать.

– Как только сделаем нужную процедуру, тут же развяжем, – опять ехидные нотки в голосе.

Что он имел в виду под искусственными родами?

– Не смейте ничего мне вводить! Я ничего не подписывала и ни на что не давала разрешения! – мой голос такой уверенный, что не узнаю сама себя.

– Женщина, – вклинивается в мои мысли женский голос, – у вас на шестом месяце замер плод.

«Замер плод», – я проговариваю про себя эти слова и не могу их осознать, не могу поверить.

– Вы что-то путаете, я выписалась из больницы два дня назад, у меня все хорошо.

– Женщина, – на меня смотрит тетенька в белом потрепанном халате, с ярко накрашенными розовой помадой губами, – какая разница, что было два дня назад? Я вам говорю, что у вас произошло на данный момент. Сейчас потерпим чуточку, я введу лекарство, а потом уже можно и вставать. Леонард Сергеевич, сходите к родителям и сообщите, что их дочь пришла в себя.

***

– Дарья, дыши глубже, – командует медсестра.

– Я стараюсь.

Мое тело стонет от боли. Я читала и знаю, что такое схватки, но и предположить не могла, что это настолько больно.