Степан Сказин - Моя тюрчанка

Единственный здоровый человек, на которого я могу положиться – это моя любимая жена. Но государство не признает наши отношения браком. С точки зрения надутых индюков-чиновников из службы регистрации актов гражданского состояния – Ширин всего лишь моя любовница, которую я даже не имел права впускать в не совсем мою квартиру. Я приютил «девку», а та в уплату раздвигает передо мной ноги. Именно так выглядит наш сердечный союз с точки зрения циничного общества и похожего на слепого носорога государства.

Конечно – если не я, так моя милая может написать в полицию заявление на мошенника Бахрома. Но рассмотрят ли лихие офицеры дело всерьез?.. Речь идет о двух «нерусских» – о господине Мансурове и моей красавице. Кому из них поверят бравые полисмены?.. Солидному, чуть упитанному, бизнесмену в строгом галстуке и с длинной сигарой во рту?.. Или скромной безработной девчонке в потертой видавшей виды курточке?..

Зато что можно наверняка сказать: как рак клешней, полицаи зацепятся за этническую принадлежность Ширин. Как будто родиться тюрчанкой – это преступление!.. Заглянут в рабочую визу моей милой и с ехидством отметят, что срок действия почти истек. И будут смотреть на мою любимую соответствующе – как на без пяти минут нелегалку, нарушительницу миграционного режима.

Я никогда не понимал враждебности государства к просрочившим визу «не гражданам». Бедолаг-мигрантов отлавливают, точно бродячих собак. Хотя эти тихие, покорные судьбе люди хотят немногого: помаленьку зарабатывать, посылать копеечку семье на родину да снимать узкое койко-место в коммуналке на двенадцать человек. Не вина гастарбайтера, если работодатель отказывается заключать трудовой договор и подавать в миграционные органы заявление на продление визы работника. Но трясти, как яблоню, стражи правопорядка будут не пузача-хозяина-капиталиста, а безответного работягу-мигранта. Лучше бы полиция проявляла рвение, захватывая с поличным настоящих преступников. Аферистов вроде Бахрома, насильников и убийц.

Что ж тогда получается?.. Ширин и я – два крохотных, тощих, покрытых болячками котенка в огромном недружелюбном мире?.. Из окон на котят выплескивают помои. Автомобили норовят нас переехать. А на каком-нибудь пустыре – того и гляди разорвут поджарые псы, из чьих пастей так и хлещет белая пена. Неужели слабым, как котята, замордованным жизнью парню и девушке некуда податься, чтобы отстоять свои права?.. Прилизанный и спрыснувшийся одеколоном вор и негодяй Бахром не понесет наказания?..

Я застонал от безысходности. Мне показалось: мы не в уютной спальне, а в глубокой черной шахте или в утробе чудовища. Рядом со мной, не открывая глаз, вздыхала и ворочалась Ширин. Простыня под нами свалялась. Тело моей девочки было охвачено огненным жаром. От которого, думалось, загорится постель. Не помню, на какой нерадостной мысли меня подкараулил сон. Просто я выпал из реальности в бездонное пространство. Но то, чем я мучился наяву, преследовало меня и в царстве Морфея. Безобразные видения сменялись кадрами фильма ужасов.

Надо мною хохотал участковый психиатр, демонстрируя здоровенные лошадиные зубы. Он все шире разевал пасть, чтобы, не разжевывая, меня проглотить. Гигантский змей сдавливал меня тугими кольцами. Его чешуйчатое длинное тело увенчивалось головой Бахрома – ухмыляющейся, держащей во рту сигару; выдыхающей облачка голубоватого дыма. Потом мне снилось, что полицейские при полном обмундировании вырывают из моих объятий Ширин. Заламывают ей руки и волокут ее, как преступницу. Я с воплем кидаюсь следом, но утыкаюсь в дверь с подвесным замком. Сверху доносится сатанинский раскатистый смех. Поднимаю голову и вижу: мою девочку увозит на ковре-самолете бородатый старикашка с арбузным брюшком, в чалме и в полосатом халате. Я сразу узнал похитителя. Жирный ишан!.. Треклятый жирный ишан!.. Он, как стервятник сладкое мясцо, уносит свежий цветок для пополнения своего гарема.

Я очнулся от шаркающего звука. Под черепной крышкой было все еще мутно. В комнате стояла предутренняя полумгла. Моя Ширин сидела на постели и пыталась прокашляться. Вместе с шарканьем из груди моей любимой исторгались сдавленные хрипы.

– Родная моя!.. – прошептал я, тоже садясь на колени – и кладя руки на худенькие плечики возлюбленной. – Что с тобой?..

– Точно огонь в груди… – не своим надтреснутым голосом отозвалась моя девочка. – Сильно жжет… И кашель… Я вчера ноги промочила: продырявилась подошва ботинка… Не знаю, как ф теперь, такая больная, буду искать работу.

Ширин склонила голову мне на плечо и тихонько заплакала. Передо мной снова была пугливая большеглазая кроткая серна, а не ледяная принцесса, как за вчерашним недолгим ужином. Но какой ценой далось это обратное перевоплощение!.. Моей милой пришлось заболеть, чтобы отлепить от лица маску деланого равнодушия.

Я нежно обнял любимую девушку. Запустив пальцы в ее волосы, поиграл с густыми темными прядями. Потом поцеловал Ширин в переносицу, шею, щеки и грудь. Моя звездочка, чуть отодвинувшись от меня, опять закашлялась. Острая бритва чертила кровавые линии по моему сердцу. Но я не подавал виду, что мне больно – боясь еще сильнее расстроить милую. Когда ее кашель временно прекратился, я бережно, как стеклянную статуэтку, уложил мою девочку на простыню, которую успел поправить. Укрыл свою красавицу мягким одеялом и в самое ушко сказал:

– Постараемся поспать. Пока спишь, организм будет бороться с болезнью. Пусть тебе приснится что-нибудь доброе. Я тебя люблю.

Через какое-то время Ширин забылась тревожным сном. Она то вздрагивала, то вздыхала, то шарила рукой по одеялу. Я смотрел на любимую – а сам не мог заснуть. Безрадостные мысли пуще прежнего буравили мозг. Я чувствовал себя птицей с перебитым крылом. Моя женская половинка, моя нежная тюрчанка – больна!.. И неизвестно, на сколько затянется болезнь. Хоть бы моя девочка встала на ноги за несколько дней. Но когда я прикасался к ее раскаленному лбу в утешительный диагноз не очень-то верилось. Что если хворь продлится не одну неделю?.. О поисках работы тогда придется забыть. А часики тикают, отсчитывая не только минуты, но и дни. Все ближе срок истечения визы. Сумеет ли Ширин в последний момент трудоустроиться?.. Провернуть такой трюк – посложнее, чем фокуснику подбросить в воздух чашечку с кофе и тут же поймать, не дав расплескаться и малой толике ароматного напитка.

А если расплескать – будет беда. Конец света для нас двоих. Моя милая станет нелегалкой – дичью, за которой охотятся бравые полисмены. Конечно: им проще защелкнуть наручники на запястьях у бедной девочки, чем отправить на нары хлебать баланду со сверчками такого вора, как Бахром. Мне страшно было и вообразить, что Ширин депортируют. В пропыленном, прокуренном, битком набитым людьми вагоне она поедет на родину. А когда приедет – западно-туркестанские полицаи, которые ничем не лучше наших, передадут мою бедную красавицу алчным родителям и одуревшему от неутоленной похоти бородатому мерзавцу-ишану. Вместо приветствия потный вонючий старик хлопнет мою любимую пониже спины… Б-р-р!.. Меня передернуло, будто я проглотил медузу.