Степан Сказин - Моя тюрчанка

Во время «драматического» диалога между Ширин и дежурным я исполнял роль немого статиста. Я не верил, что полиция нам поможет. Дежурный напомнил: для органов правопорядка Ширин «нерусская», «басурманка». А я?.. Я любовник «басурманки». Как будто в этом есть что-то плохое!.. И кстати: у нас с моей милой – на лбах, что ли, написано, что мы спим вместе?..

Караулить у моря погоду нам пришлось долго. Моя девочка сидела неподвижно, с непроницаемым лицом. Ее боевой пыл не погас. По всему видно было: она во что бы то ни стало дождется, когда, как обещал дежурный, к нам «выйдут поговорить». И тогда-то уж выплеснет на собеседника неразбавленную правду-матку. И про Бахрома Исламовича, и про Анфису Васильевну. Если бы честные слова были искрами, моя милая давно бы сожгла дотла всех наших обидчиков.

Опираясь на клюку, приковыляла бабка в клетчатом платочке. Скрипучим голосом, в котором слышались слезы, начала жаловаться дежурному: мол, за мной, милок, следят инопланетяне. В телевизор и холодильник зеленые человечки встроили камеры. Полицай еле отвязался от сдвинувшейся на почве уфологии старухи. Рекомендовал набраться терпения. Подождите до завтра, бабуся: к вам приедут специалисты по внеземным цивилизациям и демонтируют все камеры гуманоидов.

– Ай, спасибо, ясный соколик мой. Ай, спасибо!.. – старушенция так и расплылась в благодарностях дежурному, который обманул ее и глазом не моргнул. – Я как-нибудь к вам наведаюсь, занесу вам пирожков да жареных рисовых колобков на все отделение. Ух, родненькие вы мои!..

Не успела растечься по линолеуму пола грязная вода с подошв обуви бабки, как в помещение влетела нелепым попугаем ярко разукрашенная девица, на ходу смахивающая слезы. Волосы – вишневого цвета. Губы – под несколькими слоями зеленой помады. На плече болтается розовая сумочка. Барышня затормозила перед «аквариумом», постучала длинным накладным ногтем по стеклу и, с придыханием, спросила дежурного:

– Это у вас… У вас можно написать заявление о пропаже?..

Тут девица не выдержала и полила из глаз слезы в два ручья. Всхлипывая и, как рыба, глотая воздух, восклицала:

– Тутси!.. Ах, мой бедный маленький Тутси!.. А я его даже не покормила с утра… Где-то он бегает теперь, мокрый и голодненький?.. А вдруг его загрызли большие уличные собаки?.. Или поймали и съели бомжи?.. И-и-и!.. Тутси, Тутси!.. Я этого не переживу.

Из причитаний барышни мы скоро поняли, что Тутси – это самец маленькой карманной болонки. Хозяйка горячо любила питомца. Иногда даже ела с ним из одной тарелки. Вчера выгуливала своего песика в парке, а собачонок оборвал поводок и убежал.

– Вот, девушка. Берите бланк и пишите заявление, – хрипло сказал дежурный, выдвигая ячейку с листком бланка. – Найдем вашу собачку.

Но непонятливая барышня скомкала листок и высморкалась туда, как в салфетку. Снова постучав по стеклу, стала громко требовать, чтобы целую роту «нижних чинов» отправили прочесывать парк, в котором потерялся Тутси. И пусть описание песика разошлют по всем постам и участкам. (Хотя, казалось бы: что там описывать?.. Белая болонка – она и есть белая болонка). Новый бланк – переданный через ячейку дежурным, девица промочила слезами. И только на третьем листке накарябала заявление. Барышня еще долго вертелась волчком и рыдала, как плакальщица на похоронах, пока – наконец – не ушла с талоном о принятии заявления в руке. Вой и вздохи хозяйки Тутси заглохли где-то в коридоре.

Я совсем скис. Мне думалось: вся планета смеется надо мною и Ширин. Колченогая бабка в клетчатом платке, расфуфыренная мадмуазель, потерявшая Тутси – и правда, что ли, нуждаются в помощи полиции?.. Серьезно?.. Да уж, воистину: если у тебя все тип-топ, ты сам начинаешь изобретать себе проблемы. И что самое горькое (или смешное?): полисмены в самом деле плотно займутся поисками Тутси. И только для нас – по-настоящему униженных и ограбленных – у гордых полицаев не найдется времени. По всему видать: работа полиции – поддерживать покой нарастившего сало «среднего класса», а не бороться со злом. Для «блюстителя порядка» важнее извлечь горошину из-под семи перин сытого обывателя, чем спасти жизнь какого-нибудь нерусского гастарбайтера.

Мы торчали в участке уже дольше часа. К нам никто так и не подходил и не звал нас. Моя милая нервно дернулась. Кажется, она собиралась, как яблоню, потрясти дежурного. Но тут-то перед нами и нарисовался тучный важный полицейский. Ни дать, ни взять бегемот, втиснутый в офицерскую униформу.

Зеленые штаны с красными лампасами. Фуражка – такая широкая, что вертолет посадишь. Тяжелые золотые погоны. Маленькие очочки, под стать заплывшим жиром кабаньим глазкам. «Бегемот» прокашлялся и почти приветливо обратился к нам:

– Здравья желаю!.. Это вы не поладили с Бахромом Исламовичем?.. Мне дежурный передал по телефону. Я капитан полиции Арсений Петрович. Пройдемте-ка в мой кабинет и все обсудим.

– Наконец-то вы пришли, – едва шевельнула лепестками губ моя милая.

Мы двинулись за капитаном. Лестница, на которой Арсений Петрович пыхтел и отдувался под грузом собственного живота, привела на второй этаж. И вот мы уже в кабинете, за резной красной дверью. На стенах – портреты президента и министра внутренних дел; гербы, вымпелы и почетные грамоты вперемежку с фотороботами разыскиваемых преступников. Окна прикрыты желтыми шторами. На столе – гудит, как трактор, включенный компьютер, кипами навалены бумаги и пухлые папки, да еще вписались кое-как чашка с густым чаем и вазочка с круглыми шоколадными конфетами.

– Ух-х-х!.. – бравый капитан с нескрываемым удовольствием приземлил пятую точку на мягкое кожаное кресло. Подъем по лестничным ступеням явно утомил господина полицейского, как альпиниста – покорение Эвереста.

Арсений Петрович отхлебнул из чашки, сунул в рот сразу две конфеты. А нам кивнул на стулья: садитесь, ребятки.

– Ну-с, дорогие мои, – дожевывая конфеты, приступил к делу толстый капитан. – Рассказывайте. Что у вас там не срослось с товарищем Мансуровым?.. Я так понимаю, что девушка, – Арсений Петрович показал глазами на Ширин, – через агентство Бахрома Исламовича пыталась найти работу?..

– Да, да, – заволновалась моя милая. – Он нас обманул…

– Давайте обо всем по порядку, – сказал капитан. Он шумно, как теленок, глотнул чаю и погладил себя по животу. Даже крякнул от удовольствия. – Выкладывайте начистоту.

Моя девочка заговорила, стараясь передать то же самое, что логично и последовательно изложила в заявлении. Но куда девалась ее железная выдержка!.. Моя звездочка не была больше ни каменной, ни холодной. Лицо ее пылало, глаза бегали. Хрупкие плечи – вздрагивали, руки – тряслись. Не закончив одну фразу, она переходила к другой и все чаще сбивалась. Иногда замолкала – и жадно вдыхала воздух, как поднявшийся из морской пучины водолаз. Если Ширин и была сейчас похожа на львицу, то на раненую – которая уже не в силах подняться с примятой травы, и только рыком не подпускает к себе гадко хохочущих гиен.