Елена Ровинская - Секс в браке

ОКТЯБРЬ. 2004 год.

Глава 1.

Надо отдать Диме должное, он старался.

Он не просто не упал в обморок во время родов, как другие отцы. Он не пристрелил меня во время беременности, хотя мог бы…

Все с самого начала пошло не так. Карты не врали: я вышла замуж, но счастья мне это не принесло. В моих мечтах все начиналось с того, что я приносила ему в постель чашку кофе. В реальности он просыпался, услышав, как меня рвет. Я просила его. Умоляла: держись подальше. Он уверял, что врач и рвота, мол, его не смущает. Я объясняла: я девушка и меня смущает. Он только ржал и твердил, что девушки не страдают от токсикоза.

Токсикоз кончился, его отношение ко мне нет. Не знаю, на каком по счету осмотре я поняла, что интересуют его лишь дети.

Меня опять обошли!..

…Услыхав из детской шорох погремушек и смех, я поднялась с дивана. Обычно близнецы, просыпаясь, умели сами себя занять. Порой, повернув друг к другу головки, они смотрели друг на друга, словно обменивались телепатическими сведениями. Так долго, что это начинало пугать.

Но погремушку сами они крутить не могли.

Видимо, он вошел через кухню, чтобы не сталкиваться со мной!

Я вихрем взлетела по лестнице.

Разумеется, он был там. Все они. Все трое.

– Смотри-смотри, – прошептал Дима, схватив меня за запястье прежде, чем я повернусь, чтобы вновь уйти.

Я подавила в груди раздражение. Меня бесило то, как он с ними играет. Словно они были игрушечными солдатиками на пульте дистанционного управления. А еще больше бесило то, что близнецов, в отличие от меня, он любит. Кан снова раскрутил над кроваткой колесо с погремушками и дети, лежа, смотрели на него, застыв, словно суслики. Выставив руки перед собой.

– Прикольно, да?

– Что именно?!

Он сузил глаза и выпрямился. Дети разом сменили фокус, уставились на него. Что бы там не говорили врачи, но Диму они узнавали даже быстрее, чем свою няню. Порой мне казалось, что они тоже его любили.

Меня не любил никто. Доставка прошла удачно, мои услуги больше не требовались.

Быть может, виной тому была болезнь. После родов я почти два месяца провалялась в постели. Большую часть, в бреду. Еще месяц ушел на то, чтобы окрепнуть физически… Потом, как выяснилось, я должна была окрепнуть еще и морально.

Месяцы пролетали один за другим. Близнецы росли. Дима, впервые в жизни, как он твердил, был счастлив. А я не была, хоть и была теперь за ним замужем.

– Нормальная мать, поняла бы, что именно! – помолчав, бросил Кан.

Ощущая себя ненужной. Всем им сразу чужой, я резко высвободила руку.

– Это тебе психиатр сказал, или ты сам придумал?

Дима, тотчас изменившись в лице, уставился на меня.

– Ты себя плохо чувствуешь, – сказал он, помедлив. – Пойди и приляг.

– Я хорошо себя чувствую!

– Пойди и приляг.

Это был приказ.

Я повернулась и вышла, шарахнув дверью по косяку.

Глава 2.

– Ты шутишь?! – сказал Макс, который бывал у нас в коттедже почти так же часто, как раньше бывал в городской квартире. – Что, если не любовь позволяет ему выносить твою рожу? Ты себя в зеркале давно видела?

– Иди ты в задницу!

– Я предлагал, но ты была не готова…

Я одарила его выразительным взглядом. Как содержимое памперса размазала по его лицу. Макс был на Диминой стороне. Всегда. И я, за неимением Димы, выносила мозги ему. Речь шла о любви и ее отсутствии.

– Ты просто так говоришь, потому что его боишься.

– У тебя послеродовая депрессия, что ли? – осведомился он, чуть откинув голову и сунув руки в карманы, прищурил глаза. – Или с Димой поссорились?

– Ты теперь семейный психолог, что ли? Или он велел тебе занять меня, пока сам трахается с Соней, или с кем он там опять трахается?

– Если он и трахается, то потому, что ты его довела!.. Насколько я знаю, он на деловой встрече.

Я фыркнула.

– Ставит кому-нибудь утюг на живот?..

– Сейчас времена другие, – сухо ответил Макс и, передумав пить чай, начал посматривать на часы.

– Знаешь, все так восхищаются тем, какой он заботливый. И тем, как он должно быть, любит меня. Как он всю мою беременность вел, как роды принимал… Но мы-то знаем: насрать ему! Всегда было, всегда есть. Он мне прямо тогда сказал, что я ему подхожу по генетическим маркерам. И вау, надо же, аж от бесплодия исцелился, стоило разочек сунуть в меня свой член! Знаешь, я решила: сейчас поправлюсь, открою специализированную клинику. Кан возражать не будет. Он ревнивый лишь с теми, в кого влюблен.

– Любовь, – сказал Макс, не глядя на меня, – это как цветок. Если выдрать ее с корнем и гладить по лепесткам, она умирает. А ты не гладишь, ты ее просто на терке трешь. Я думал, ты только со мной такая, но ты и в самом деле пристукнутая.

Он ушел, не дав мне ответить и беспокойно побродив по гостиной, я поднялась в детскую.

Няне было строго приказано не оставлять меня ни на миг одну и если что вызывать охрану. Это была своего рода терапия: в детскую заходить, чтобы с няней сразиться.

Мне всегда казалось, что и она моих приходов, в глубине души, ждет. Няня была уже взрослая, заслуженная-перезаслуженная. Звала меня «Ангелочкой», «малышкой» и «деткой». С таким превосходством в глазах, словно я была одноклеточным. Она считала меня тупицей, соской, выжившей из ума истеричкой, которая вышла замуж за богатого мужика и теперь бесится, не зная, чем бы себя занять.

Была ли она права? Я уже и сама не знала.

Стоило мне войти, няня отложила вязание и уставилась на меня. Подчеркнуто игнорируя этот взгляд, я прошагала мимо.

Близнецы, в разноцветных махровых комбинезончиках лежали в своей кроватке и тянули в пространство растопыренные пальчики. План «А» удался. Оба мальчики, оба, на редкость хорошенькие… Насколько я могла судить по фото в Димином кабинете. При виде меня они так орали, что я очень редко видела что-либо, кроме багровых щечек и широко распахнутых ртов. Они в самом деле были похожи на Диму. Разрез глаз, форма ушей, все это было Димино.

Даже мысок волос на лбу, но они родились светловолосыми, в меня и, быть может, в череду светловолосых родственников Диминого отца.

И всякий раз, когда я видела их макушки, то вспоминала, как испугалась до смерти, увидев их в первый раз. Думала, Кан сейчас приглядится и сунет в бочку всех нас троих; как царь Салтан.

Дима не сказал мне ни слова, ни тогда, ни сейчас. Но я успела поверить, что скажет и так себя накрутила, что чуть с ума не сошла.

В самом начале, еще внутри меня, они вызывали у меня токсикоз. Теперь раздражение было чисто психическое. Стоило взглянуть на детей, в чьих чертах которых все четче проступали его черты, я начинала злиться, сама не понимая, что на меня нашло. Не на Диму, который подложил мне подушку под бедра, опасаясь испортить простыни. На детей, которые были не виноваты…