Василий Боярков - Не по совести

Действительно, до этого случая Азмира всегда находила любые, даже самые неправдоподобные, предлоги, лишь бы только ее кавалер (имеющий, кстати, свой личный автомобиль, как нетрудно предположить, хорошей иностранной модели «тойота») никогда ее не сопровождал до ее обшарпанного, полусгнившего дома – она предпочитала ходить либо пешком (если было не так уж и поздно), либо же вызывала такси (если начинала уже властвовать темнота); Андрей же, ослепленный безграничной любовью, полностью доверял своей возлюбленной девушке; в итоге он так и не удосужился разузнать, чем же по-настоящему живет его избранница, мысленно себя убеждая: «Раз она так поступает, значит, так надо».

Итак, озарив лицо непринужденной улыбкой, Тагиева постояла, не двигаясь с места, ровно двадцать секунд, но, видя, что ее кавалер настолько ошарашен услышанной вестью, насколько никак не может оправиться от охватившего его шока, затем усмехнулась уже презрительно, приподняв чуть кверху правый край губ, и уверенной, горделивой походкой непринужденно направилась к выходу; она была уже почти у самых дверей, когда Холод наконец-таки вспомнил, что он, кроме всего прочего, еще и галантный молодой человек, в результате чего, бросив на стол оплату за ужин, содержащую в том числе и хорошие чаевые, кинулся догонять не нарочно обиженную им девушку.

Так получилось, что из здания они выходили вместе. Вдруг! В тот же самый момент (словно по какому-то роковому стечению обстоятельств) они столкнулись с родителями Андрея, точно так же решившими провести этот вечере вместе и потратить его на посещение самого респектабельного в городе ресторана, причем оказавшись там как бы случайно… однако на самом деле всё обстояло не так.

Отец молодого курсанта был полковником полиции УМВД России по Ивановской области и занимал там один из весомых руководящих постов; он был человек властный, облеченный огромным авторитетом; на своем жизненном пути Холод Вячеслав Александрович давно уже перешагнул сорокапятилетнюю возрастную отметку и уверенно стремился к сорока семи годам, прожитым от рождения; статный мужчина, при своем высоком росте, он имел стройную фигуру без видимых признаков полноты; одетый в дорогой светло-серый костюм, под белую мужскую сорочку с красивым галстуком, этот немолодой уже человек смотрелся просто изящно, а внешний вид его впечатлял безраздельно – широкоскулое, чуть вытянутое, лицо, имевшее на удивление гладкую кожу, было словно отлито из бронзы; голубые глаза казались настолько светлыми, что походили на бездонное небо (их уверенный «всепроникающий» взгляд словно сверлил любого, кто с ним общался, будто бы старался проникнуть в самую глубокую сущность); нос прямой, небольшой, без признаков «вздернутости» либо другой кривизны; небольшие продолговатые ушки чуть отступали от головы, не создавая притом и признаков лопоухости; неестественно блондинистые (словно у прекраснейшей девушки) волосы уложены аккуратной, короткой прической – словом, все те признаки, какие могли передать, что его высоконравственная натура отличается непререкаемыми принципами и каким-то даже великосветским снобизмом.

И именно Вячеслав Александрович, узнав, что его сын во время такой важной сессии беспричинно приехал в город, взял на себя труд поручить подчиненным сотрудникам, чтобы те незатейливо, не привлекая внимания, но и незамедлительно установили причину такого, казалось бы, крайне неразумного поведения; естественно, уже через пару часов ему доложили о Тагиевой всю ее подноготную, не позабыв впоследствии еще и уточнить, что у них назначена встреча в «элитной забегаловке», располагавшейся на площади Пушкина. Страшное негодование охватило этого закаленного человека: он в ту же секунду подумал, что истинной целью презренной личности, обладавшей очень заниженным чувством социальной ответственности, является только одно – затащить его сына в постель, а потом женить на себе, непристойной, испортив ему всю дальнейшую жизнь и карьеру. Последние известия ему принесли к концу рабочего дня, поэтому он и не успел попасть к самому началу провокационного и, как следовало полагать, презренного рандеву; итак, едва лишь получив тяжелую весть, он сию же секунду бросил все дела на работе и немедленно поспешил домой, где сразу же рассказал супруге о случившимся с их сыном несчастии, а заодно и предложил немедля вмешаться в его судьбу, чтобы тот – не дай Бог! – не наделал непоправимых ошибок. Мать, как ей и положено, всплеснула руками, чуть не повалилась без чувств, но все-таки сумела взять себя в руки, причем не преминула изъявить желание поучаствовать в вечернем посещении ресторана, где их сына в этот вечер попытается облапошить коварная и «грязная проститутка».

Холод Ирина Васильевна, давно уже немолодая, она тем не менее прекрасно смогла сохранить свою девственную фигуру, не наделив ее ни выделявшейся полнотой, ни излишне развитой худобой, то есть, достигнув сорокалетнего возраста, женщина, как принято говорить, находилась в своем естественном теле, где в этот тревожный день ее правильные очертания подчеркивались красивым зеленым платьем, плотно облегающим стан, расшитым золотой тесьмой и усыпанным бесконечными блестками; да и весь ее остальной облик выглядел невероятно эффектно: невысокий рост удачно компенсировали удобные черные туфли, отмеченные чуть завышенным каблуком и одетые в тон спускавшейся с плеча дамской сумочке; круглое симпатичное личико было чуть вытянуто, что придавало ему некоторую небольшую продолговатость; мягкая нежная кожа в области щек оказалась слегка напудренной; зеленые глаза, излучавшие доброту, окаймлялись густыми затушеванными ресницами; на веках присутствовал незначительный макияж, сочетавшийся с тоном коричневатой помады, украшавшей тонкие губы, плотно сжатые от общей нервозности и, конечно же, недовольства; маленький прямой носик был несколько вздернут, обозначая небольшую курносость; небольшие ушки, плотно прижатые к голове, на верхних своих окончаниях отходили чуть в стороны; светло-русые волосы, длинные и волнистые, были распущены с правого края пышной прической, с левого заложены за ухо, где в мочке виднелась золотая сережка с немаленьким изумрудом.

Вот с такими людьми и пришлось столкнуться в дверях элитного ивановского ресторана Азмире, а заодно и ее беспечному и крайне доверчивому приятелю. Отец, видя, что молодые люди собираются уже уходить, и, как водится, заподозрив неладное (как бы «девчонка» не начала уже осуществлять свой коварный план и склонять сына к разврату, а затем к прямому сожительству), остановил их обоих на выходе и властным тоном, не терпящим возражений, грозно промолвил: