Цзэдун Тао - Священная война

– Мне нужно, чтобы их мудрость не могла соперничать с моей, – хан указывает перстом на трех учителей, сидящих поодаль.

Ван Юаню интересно узнать их, увидеть их лица. «Неужели это Цюй Лиу, Тао Яозу и Янь Куан?» Он идет напрямик через стол – кости, посуду и тела нукеров, – понимая, что за подобное по яссе ему грозит смертная казнь. Но неожиданно невостребованная любовь к далекой родине вспыхивает в нем с огромной силой. И пусть… Он хочет узнать, почему она, эта родина, отвергла его. Но учителя высокомерно отдаляются на недосягаемую высоту, и Ван Юань понимает, что ему к ним не дотянуться. Тем более, что его ноги неожиданно увязают в чем-то очень похожем на навоз. И Ван Юаню ничего не остается, как только отдаться чувству без остатка и взлететь. Что он и делает! Это удивляет учителей, они возвращаются обратно, в глазах неподдельный интерес.

– Ну вот, я стал одним из вас – дьяволом, – неожиданно и откровенно говорит им Ван Юань, понимая, что это признание таит в себе страшную опасность.

Но разве есть другая возможность с ними поговорить, они ведь не хотели даже его слушать.

Лицо горит, а под ногами нет ничего твердого. Он, конечно, может летать, но недолго. Ведь он перешел запретную черту и теперь находится в стане врага. Здесь уже нет поддержки степи, к которой он привык с детства. Он чувствует враждебность мира всем своим естеством – щемящая боль в сердце, грудь сдавило… Кто-то лезет ему языком в ухо. Ах, это дочка хозяина, руки девушки оплетают его шею, словно кольца змеи. Дышать все труднее, а сердце колотится, вырывается из объятий, словно попавшая в сети перепелка.

– Помоги мне, – шепчет Ван Юань, лежащей рядом Наргиз, не в силах освободиться от смертельных объятий.

– Ее здесь нет, – отвечают губы Наргиз голосом купца Колы-вана. – Разве она тебе не сказала, кто у нее хозяин?

– Нет, она только предупреждала… – лепечет заплетающимся языком Ван Юань.

– Женись на мне, получишь все, – шепчет Наргиз. – Это настоящий праздник! Ха-ха-ха…

Она смеется, и ее хохот – словно из колодца. Оттуда веет леденящим холодом, и он быстро заполняет ему грудь.

– Жизнь без сердца – лучшая жизнь, – говорит Наргиз голосом учителя Цюй Лиу.

«Или это все же Тао Яозу или Янь Куан?»

– Я один во многих лицах, я сознание всех здесь живущих. Хочешь стать буддой? Познай меня!

Наргиз принимает соблазнительную позу, а Ван Юань понимает, что нет сил противостоять влечению. Ведь все живое, двуногое и пресмыкающееся, подвластно желанию плоти, чужой плоти, которую хочется рвать, грызть и упиваться ею – достать дна и насладиться зверем!

Не ведая, из каких сил, Ван Юань все же уползает обратно по темному длинному коридору – дети, собаки, шепот старух. Выхваченный пламенем свечи их полумрака, возле аналоя стоит Колы-ван, бубнит молитвы и время от времени бьется рогатой головой об стенку.

– Пошел прочь! – машет ему рукой Ван Юань.

Он хватает пергаментную книгу и раскрывает наугад.

«Живый в помощи вышнего, в крове Бога Небесного водворится

Речет Господеви, заступник мой, прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него…» 43

Читать тяжело, слова комьями застревают в горле, а сердце каменное, словно и не его вовсе. И снова накатывает леденящее дыхание близкой смерти. Тело колотит лихорадка, зубы стучат, руки ходят ходуном. Но Ван Юань не выпускает книгу, вцепившись в нее, как в последнюю надежду.

«…Яко Той избавит мя от сети ловчей, от словеса мятежна

Плешмя своими осенит тя, и под криле Его надеешися;

оружием обидет тя истина Его

Не убоишися от страха ночного, от стрелы летящие во дни

Он вещи во тьме приходящия…»

Где-то забрезжил рассвет. Прибрежные плавни ожили, зашевелились. Из них выскакивают воины с замотанными черными тряпками головами – только глаза. Они устремляются к усадьбе. Лагерь спит…

– А-а-а! – орет Ван Юань, чувствуя, что его все же убьют.

Он тоже бьется головой о стенку, пробивает ее насквозь и проваливается вниз. Полет затяжной и страшный… Как в бездну.

– Ох!

Ван Юань вскочил на ноги, но тут же упал, так как его молодое сильное тело совсем одеревенело и почти не повиновалось.

– Твою ж гребанную… Колы-вана Такла-макан! – выругался он и пнул ногой близлежащего воина.

Но этим воином оказался сам хан Хулагу.

– Что, кто? Кто посмел, что происходит?

– Засада, нас отравили, – прошипел Ван Юань. – Проклятое Колы-ваново зелье!

Ван Юань с досады двинул локтем второго, Наргиз простонала в ответ.

– Вставайте, кто может! – заорал он на всю глотку. – Враг приближается!

В это время две стрелы влетели прямо в окно, а следом за ними – несколько человек с кривыми ножами. Но у Наргиз в руках уже был лук и стрелы. И племянница успела уложить всех, прежде чем они добрались до ее дяди Хулагу. Правда, последний из нападавших все же дотянулся до хана и вцепился мертвой хваткой ему в сапог.

В одном сапоге хан с мечом бегал по двору. Кэшиктены собирали порубанных монголов и врагов. По виду те как раз и были низаритами – ассасинами, выполнявшими чей-то заказ.

Притащили дрожащего Колы-вана, он обливался слезами и умолял о пощаде.

– Как ты вообще можешь рот открывать? Умри, как мужчина! – воскликнул хан.

– Моя не хотела вам делать плохо. Моя любит монгол. У меня жена монгол, дети монгол… Конь – монгол!

– И поэтому ты решил нас отравить? Неужели все из-за какой-то сварливой бабы, которая тебе всю плешь проела?

Хан Хулагу невольно пырскнул от смеха, а с ним и нукеры: после Колы-вановского зелья было все еще весело.

– Моя жалела монгол… Моя всю ночь молилась за монгол, – заливался слезами Колы-ван. – Вот его – знает. Колы-вана плохо не хотела.

Он указал на тысячника Ван Юаня, которого бороли противоречивые чувства. Картины бурной ночи все еще стояли перед глазами.

– Что, кто? А ну говори, кто тут что знает? – в момент уцепился за слова хан. – Так-так-так…

Все взоры сразу обратились на Ван Юаня.

– Этот упырь действительно молился всю ночь, – промямлил парень.

Он подошел и, недоумевая, ощупал лысую Колы-ванову голову.

– Рога где?

– О, я вижу, у тебя проблемы, сынок, – протянул хан многозначительно. – Ты что с ним сделала, ведьма?

Хан обратился к своей племяннице, похоже, это «детское ласкательное имечко» было в обиходе их ханской семьи.

– Между прочим, я вам спасла жизнь, дядя! – с вызовом бросила Наргиз.

– Точно также, как твоя мать спасла жизнь моему двоюродному брату. Теперь он не может спать в своей юрте и ночует в христианской церкви. Ну, это семейное… – Хан безнадежно махнул рукой. – Вот, это он нам всем жизнь спас.

Хан снова обратился к Ван Юаню.

– Что лепечет этот хотон? Говори, а не то я из благодарности вас обоих в войлок закатаю.