Ульяна Соболева - Любовница Президента

– Я хочу уехать с вами.

Он смотрел на нее и осознавал, что с ним происходит что-то до отвращения сумасшедшее, его охватывает лихорадочной дрожью. Он должен ее увезти. Словно ему поднесли нечто очень дорогое, нечто соблазнительно-сумасводящее и предложили разодрать это на части за копейки.

Разодрать за то, что смотрит на него, как на мешок с деньгами. Смотрит наивно, но очень цинично. Маленькая, красивая и такая дешевая шлюха со смазливой рожей. Его передернуло от презрительного отвращения и одновременно от едкой и неуправляемой волны похоти. От ощущения собственной запредельной власти, ему еще никогда вот так нагло себя не предлагали. И он захотел взять. Все, что она могла бы и не могла бы ему дать.

А ведь боится, чувствует, как в нем просыпается зверь, чувствует, как растет алчность внутри его тела и как начинает жечь глаза от адского желания.

Смотрит на него…своими чертовыми, яркими зелеными глазами. Сочными, как весенняя листва под дождем.

Увидела обручальное кольцо… Ну что, насколько ты алчная маленькая сучка? Тебя это остановит? Покраснела, но не отступает, а он смотрит, как этот румянец заливает алебастрово-белые щеки, тонкую шею, ключицы, и дрожит. У него кончики пальцев нервно подергиваются. Представил, как сдерет с нее одежду, и еле сдержал хриплый стон.

– Отчим продаст меня Чумакову за документы на водоем. Продаст старому, женатому мужику в содержанки сегодня ночью.

– И?

Он хотел, чтобы она молчала, чтобы перестала разрушать это дикое очарование собой, чтобы не мешала, не портила этот момент осознания…что вот оно. То самое. Бешеное, адское, первобытное. Вот оно стоит перед ним и называет гребаную цену за счастье, и он готов заплатить.

– Купите меня у отчима. Я хочу принадлежать вам, а не Чумакову. Вы можете. Я знаю.

Хренов сутенер этот отчим. Уже завтра паршивую собаку вышвырнут из города, а гостиницу продадут. А второй, как там его…Чумаков? Решил купить себе девочку…из него самого сделают девочку на зоне. За что упрятать, Батурин придумает. У таких всегда найдется вагон причин сесть за решетку.

– Почему я, а не тот? Чем я отличаюсь?

Пробил Чумакова по базе в ноуте и ухмыльнулся. Потом снова посмотрел на нее, и дух захватило, стиснуло внутри ребра и больше не отпускало. Как очаровательно она краснеет. Даже кончики ушей стали красными, а у него член уперся в ширинку, и яйца поджимает от бешеной похоти. Он словно не трахался сотню лет.

– У вас больше денег и вы моложе. А еще вы можете увезти меня отсюда.

– И? Что ты будешь делать дальше? У тебя есть, к кому пойти в столице? Есть деньги?

– Нет. У меня никого нет, денег тоже нет. Я хочу жить за ваш счет.

Оооо…за его счет ей придется не просто жить. За его счет ей придется стать для него домашним ковриком. И на контрасте – отвращение к маленькой проститутке и жгучая страсть. Он с упоением представляет, как будет покрывать этот коврик и подминать под себя. Она никуда не убежит…она будет всецело его.

Сказала с вызовом и слегка вздернула подбородок.

– Почему ты вообще решила, что я нуждаюсь в твоих услугах?

И сам прекрасно понял, что нуждается. Если не хуже…она ему необходима, чтобы ощутить это чувство срыва в бездну и то, как Сатана внутри довольно прогибает спину и скалится. Он почуял жертву.

– Зачем ты мне? Я могу купить кого-то намного лучше тебя.

А сам понимал, что нет, не может. Что до сих пор до этого дня не видел никого лучше…Разве что однажды, давно. У нее тоже были длинные черные волосы и зеленые глаза…но тогда его так не пронизало как сейчас. Тогда всего этого он не ощутил. Ему нравилось словесно давать ей пощечины, нравилось, как заливалось краской ее лицо. А еще ему до безумия нравилось, что в отличие от всех – эта девочка не знала, кто он такой. Не притворялась, что не знает, а именно не знала. Он не видел в ее глазах суеверного страха, не слышал в ее голосе дрожи. Она если и боялась его, то, скорее, как незнакомого мужчину.

– Я красивая, со мной не скучно, я умею быть покорной и угождать.

– Не льсти себе. Таких по стране миллионы. Чем ты отличаешься от них?

Отличается всем. И этими ненакрашенными огромными глазами с длинными черными ресницами, и этими бровями вразлет, нетронутыми косметикой, и этими пухлыми по-детски изогнутыми коралловыми губами.

Откинулся на спинку кресла и покрутил в пальцах массивный бокал с янтарной жидкостью. Она снова смотрит на его руки, а ему до боли в костяшках захотелось к ней прикоснуться. Какое-то время он позволил ей себя рассматривать, чувствуя возбуждение на грани фола от одного этого взгляда и понимая, что сейчас она лихорадочно думает, что ему сказать. Как продать себя подороже. А ведь могла попросить денег, попросить взять в прислуги, уборщицы, да кем угодно…Но нет. Она предложила себя трахать, и он собирается это сделать прямо сейчас.

– Я – девственница, и ко мне раньше никто не прикасался. Нигде. Я даже не целовалась. Этим я отличаюсь от других. Вы будете первым. Во всем.

– Выстави свою девственность на продажу в интернете, может быть, ее купят. Сейчас это модно.

Отпил виски и замер…Ему нравилось ее унижать, а еще он блефовал и решение уже давно принял. Когда сказала, что девственница, член напрягся еще сильнее, стал каменным, и стояк начал причинять почти болезненные ощущения. У него никогда не было целки. Ни разу. Никогда не было той, кого бы никто не тронул…Даже Людочка, сучка, оказалась пользованной. Но его это мало тогда волновало, а сейчас всколыхнуло так, что в паху запекло.

– Так быстро не купят, а мне надо сейчас. Я буду делать все, что вы захотите. Абсолютно все. Стану вашей вещью, куклой, рабыней. Исполню любое ваше желание, только купите меня у него и увезите отсюда, пожалуйста! Неужели я вам совершенно не нравлюсь?

В эту секунду его терпение лопнуло, и он совершенно потерял контроль. Ему надоело играть с ней, вываливать свою добычу в грязи. Он захотел ее сожрать. НЕМЕДЛЕННО.

– Разденься наголо.

Как сильно она вздрогнула. Что, не ожидала? Он сам от себя не ожидал, но похоть уже поглощала его всего, она просочилась ему под кожу, она вздула вены жгутами и заставила кровь закипеть. Он хотел эту нетронутость, хотел ее девственность. Хотел взять то, что она предлагала, и сделать полностью своим. Да…это было потребительское ощущение. Это была страсть, которую испытывают к вещи. К новой, завернутой в обёртку, желанной до безумия вещи, которую никто и никогда не трогал и не тронет кроме него самого. И он хотел ею попользоваться до трясучки во всем теле.

Тогда он еще не представлял, какой одержимостью он воспылает к этой девчонке.

– Сними с себя всю одежду, распусти волосы и встань на колени. Вот здесь, у моих ног.